Скривившись, Герцог взял со стола кривой чёрный кинжал и,
подойдя к пленнику, схватил того за волосы. Резко дёрнув, он
посмотрел в волевое лицо того, кого так и не смог сломить за двести
лет. Посмотрел в полыхающие белым светом глаза, в которых была
непокорность.
Сталь коснулась щеки, оставив порез. Тёмно-зелёная энергия
впилась в тело пленника и принесла в собой невыносимую боль. Вот
только Герцог вновь не услышал ни единого крика или вопля. Вместо
этого он видел лишь сжатые крепко зубы и всё тот же непокорный
взгляд.
— К чему это упрямство, Азраил, — покрутив кинжал в руке,
заключил Герцог. — Ты достойно держался. Двести лет пыток и боли...
Скажи мне то, что нужно и...
— Пошёл нахрен, — перебил его пленник, нагло улыбнувшись. — И
своему господину передай то же самое.
Закипев от злости, Герцог принялся за пытки, в последствии
которых всё тело заключённого превратилось в живое месиво. Порезы,
сломанные кости, разодранная кожа с кусками мяса, свисающих с
костей. Пытка, которая регулярно длилась уже двести лет, но не
принёсшая нужного результата.
Отбросив окровавленный кинжал и увидев, как раны Азраила начали
медленно затягиваться благодаря Свету, Герцог двинулся на выход из
помещения. Но стоило ему оказаться у двери, как до него донёсся
обессиленный, но в то же время наполненный стальной волей
голос:
— Эй, Эмиссар...
Герцог обернулся, впившись взглядом в окровавленное лицо
Азраила.
— Жду не дождусь, когда он придёт за всеми вами и вырвет ваши
поганые души, — пленник улыбнулся. Хищно, будто зверь, который
готов вцепиться в глотку своей добыче в любую секунду. — И когда
это произойдёт, я станцую на твоей могиле!
Подобные угрозы и раньше звучали из уст Азраила, но сейчас...
сейчас Герцог ощутил, как по спине пробежали мурашки, а энергия
Скверны внутри него всколыхнулась.
Быстро выйдя из помещения и приложив руку к устройству, он начал
закрывать дверь. Дверь, за которой слышался каркающий и
предвкушающий смех...
Дверь захлопнулась, оставив Азраила одного. В тишине, в которой
звучали лишь падающие на пол капли крови. Его лицо скривилось от
боли, а сил держаться стало ещё меньше. Двести лет... слишком
долгий срок, когда тебя пытают каждый день, где страдает не только
тело, но и душа.
— Поторопись, Охотник... — тихо прошептал он пересохшими губами.
— Времени осталось слишком мало...