Высочайшего приема мы ждали недолго. Минут двадцать, для
императорской приемной почти мгновенно. Вместе с нами ожидали
лейб-хирурги Гирш и Вельяминов. Считай, консилиум собрали. Ладно,
мне не страшно и даже привычно. Хотя придворные медики молчали,
равно как и мы. Не то место — императорская приемная, чтобы лясы
точить.
Позвали, провели. Его Величество милостиво встал нам навстречу и
удостоил демократичным рукопожатием. И даже позволил нам сидеть во
время беседы. Наверное, в память о давнишнем случае со спиной
министра. А остальным за компанию привилегия досталась.
— Господа, я пригласил вас обсудить здоровье нашего любимого
брата, наследника-цесаревича. Георгий как-то сообщил, что князь
говорил о некоей возможности лечения чахотки. Что вы можете
сказать?
— Государь, коль скоро речь идет о таком лице, мы не можем никак
подвергать его жизнь опасности, — начал Николай Васильевич. — Тогда
как один из самых перспективных методов, которые можно предложить,
весьма рискованный. И до сих пор не испытан. Считаю, что стоит
остановиться на иных способах, не таких опасных, хотя и чуть менее
эффективных.
— В чем заключается опасный метод?
Ого, самодержцу захотелось деталей! Их есть у меня!
— Для этого предлагается рассечь ребра у грудины, — я нарочно
утрировал, чтобы не лезть в дебри, — получить доступ к главному
бронху, поставить там клапан, который позволит пораженному участку
спасться и прекратить участвовать в дыхании. Таким образом больное
легкое получит передышку, что может способствовать
выздоровлению.
Следующие полчаса мы посвятили тонкостям анатомии, угрозе
фатального пневмоторакса, осложнениям после вмешательства на
средостении, и иным, интересным узкому кругу лиц, штучкам. И если
Густав Иванович Гирш большей частью торговал лицом и просто
изображал протокольное присутствие, то Вельяминов задавал очень
дельные вопросы. Что любопытно, вникал в детали и Николай. Ему,
похоже, просто было скучно, а тут анатомический атлас, все с умным
видом водят по картинке карандашами...
Кстати, Вельяминов при встречах неоднократно сожалел, что не
принял участия в знаменитой эпопее с генералом Бунаковым. Но наше
дело было маленькое: мы пригласили, он не захотел. Кто виноват?
Зато с тех пор Николай Александрович свое уважение всячески
подчеркивал и даже перед царем хвалил нон-стоп.