Дорогу от станции метро до дома Мэри
помнила смутно – мама всегда шутила, что она вся в отца,
страдавшего топографической дезориентацией. Мэри почти не
удивилась, когда её попытка срезать через вроде бы знакомую улочку
привела к тому, что дорогу обратно она уже искала с помощью
уставшего, заледеневшего и тщетно пытавшегося разобраться с
очередной дорожной пробкой констебля. Хвала небесам, королеве и
мэру – в Лондоне констебли обязаны помогать искать нужный адрес
заблудившимся.
До дома Мэри уже доползла в темноте,
мечтая об одном – о тепле. И покое. И еде, за которой еще нужно
топать в ближайший, наверняка, пустой из-за отсутствия привоза
магазин. Она оглянулась назад, вдоль слабоосвещенной уличными
фонарями улицы туда, где за очередным поворотом прятался магазин, и
подумала, что сэндвичей, захваченных из дома тётки, булочек и
упаковки с сосисками ей вполне хватит для жизни. А есть еще
пакетики с чаем и банка кофе. И упаковка сливок. А без молока
вполне можно прожить, кто сейчас пьет чай с молоком?
«В магазин можно и утром пойти», –
утешила она сама себя и повернулась в сторону дома, еле
проглядывающего за зарослями вишни. Дом был старый, двухэтажный,
сложенный из красного кирпича, с узкими, красивыми окнами, сейчас
темными и давно не мытыми.
Мэри тяжело сглотнула. Как-то дом из
воспоминаний не походил на тот, что ждал её в конце улицы. Не горел
свет над крыльцом. Пустые окна слепо смотрели на улицу и саму Мэри.
Тихо на ветру скрипели ветви разросшихся вишневых деревьев. Ни
единой живой души в доме. Холодный, пустой, как раковина, из
которой жемчужину давно извлекли. Хрупкий и пугающий – особенно на
фоне соседских домов, где, перемигиваясь, горели рождественские
гирлянды и сверкали красиво украшенные ели. Её в доме никто не
ждал. Никто не встретит и не обнимет, там только холод и темнота.
Мэри поежилась – пугающей когтистой лапой по спине пронесся
холодок. И тут мысль про магазин, яркий и освещенный, с
покупателями и уставшими, но улыбчивыми продавцами, показалась Мэри
очень заманчивой. Она даже оглянулась назад, на перекресток... И
заставила себя пойти домой. Через страх и глупое, детское «не
хочу».
Дом темной громадой вставал на пути
Мэри, а ноги все тяжелели и тяжелели, хотя до дома оставалось всего
ничего. Ей казалось, что домой надо бежать стремглав, но на сердце
сгустились тучи – она впервые возвращалась в совершенно пустой дом,
и, как оно там будет, пугало её. А ведь утром она летела из дома
тётки как на крыльях. Кто бы мог подумать, что на последних ярдах
она струсит.