Пройдя около половины пути, Вожников уверенно свернул направо,
на неширокую повертку, вскоре приведшую путников к заснеженному
лесному озеру, в которое впадала – или вытекала – узенькая речка,
даже, скорей, ручей. Местные жители, кстати, произносили это слово
с ударением на первый слог – рУчей. Ну, понятно - финно-угры, вепсы
– у них всегда ударение на первый слог падает.
Немного переведя дух, по этой речке-ручью и двинулись дальше,
ибо направление совпадало с тем, что держал в уме Вожников – к югу.
Прошагать километров двадцать-тридцать, а там уж и выйти к
какой-нибудь реке Водского водораздела, без разницы, к какой –
Лиди, Колпи, Чагоде. Там, рядом – Боброзеро… интересно, жилая
деревня? А пес ее… Лидь – точно нежилая, дачная. Зато Заборье,
Подборовье, Ефимовский – жилые! Не в Пашозеро, так хоть туда.
Борисычи да Антип, судя по всему, мужики опытные, охотники-рыбаки,
вон как прут, бульдозером, никакой волк не угонится, никаким танком
не остановишь. Сам-то Егор опять уже уставать начал, хоть и молодой
мужик, здоровый, спортсмен тренированный. А вот, поди ж ты! Едва
стали на привал, так сразу в снег и пал. Руки разбросал, лежал,
отдыхая.
- На, рябчика пожуй, Егорий. Теперь-то верно идем?
- Теперь – верно. Говорите, в Белозерск вам?
- Да, к Белоозеру.
- Ну, до Ефимовского провожу… или до Заборья, а уж там
доберетесь по железке. Деньги-то есть у вас?
- Деньги? А как же! Вона!
Хохотнув, Иван Борисович сунул руку за пазуху и швырнул Егору
маленькую серебряную монетку весом грамма три, с витиеватой
надписью.
Молодой человек не сдержался, ахнул:
- Неужто ордынский дирхем?
- Она, она, денга татарская! – Иван Борисович самодовольно убрал
монетку обратно. – Немного, но денег таких есть. С полкошки.
С полкошки! Кошка – так в Средние века называли на Руси сшитые
из кошачьих шкур (они считались наиболее крепкими) кошельки,
крепившиеся к поясу. Вон-вон она, «кошка», или «калита», к поясу
Ивана Борисыча привешена – Егор как-то раньше и не замечал, не до
того было.
Ишь ты… Ну, точно, реконы! Кому еще-то на поясах «кошки»
носить?
- Мужики, разговор к вам есть.
- Вечером и поговорим. Как на ночлег станем.
Однако, ордынский дирхем! Как новенький!
Снова пошли. Потянулись по берегам реки угрюмые хвойные леса,
изредка перемежающиеся зарослями осины и пустошами. Проложенный по
заснеженной неширокой реке зимник то и дело пересекали звериные
следы – заячьи, лисьи, волчьи. Как-то за лесом показалась деревушки
в две избы, судя по поднимающемуся дыму – жилая. Однако беглецы к
избам не повернули, ходко прошагали мимо. Да и что проку в этих
избенках? Круглый год живет там обычно какой-нибудь пенсионер, чаще
всего – уставший от большого города петербуржец (точней –
ленинградец) или даже москвич. Купил на старость избенку, вот и
отшельничает, многим такое нравится. Раз в месяц за продуктами к
автолавке выберется, и дальше живет, охотится, рыбку ловит, книжки
умные при свечках читает, потому как – что еще делать-то? Ни
электричества, ни нормальных дорог, ни связи.