- Что же, выходит, зря я в проводники вызвался, целый месяц
убил?
- Не-е, Егорий, не зря-а, - растягивая слова, Чугреев смешно
вытянул губы в трубочку. – Борисычи-то, чай, не простые люди.
Отблагодарят, не сомневайся, только б пофартило им.
- Дядько Антип, я ведь тоже с вами – в ватагу? – напомнил о себе
Федька. – Сбегать куда, чего где разузнать – я тут, мигом. Ну и - в
схватке.
- В схва-атке! – скривившись, передразнил Антип. – Ты хоть
оружный-то бой знаешь ли? Саблей рубишь? Палицей, шестопером бьешь?
Или кистенем?
Подросток пристыженно опустил голову:
- Не-а.
- Вот то-то, что – не-а. Учить тебя надо… Готов учиться-то?
- Готов, дядько!
- Готов он… –Хмыкнув, Чугреев с хитрецой взглянул на Егора: -
Оружному-то бою покуда учиться и не на чем, а вот кулачному… есть
тут у нас дока. А, Егорий? Ты как?
- Боксу, что ли, вас обучить? – с удивлением уточнил Вожников. –
Так для этого времени много нужно. И тренировки – каждый день до
седьмого пота. Да и староваты вы уже оба – даже Федор… тебя, Федь,
сколько лет-то?
- Пятнадцатый.
- Ну, вот – я так и думал.
Чугреев нахмурился:
- Так что ж – не научишь?
- Да куда ж я от вас денусь?! Уж чему-нибудь научу, хотя б удар
поставлю. - Снова хлебнув кваску, Егор шмыгнул носом. – Только
перчатки бы… тут прямо, в риге, и приспособились бы.
- Мешок найдем, а вот рукавицы перстатые…
- Сойдут и обычные рукавицы, только на меху, зимние.
- Сыщем.
Доев пироги, улеглись спать – Антип с Федькой – вдвоем на одном
ларе, Егор, как более габаритный – на другом, отдельно. Спали, не
раздеваясь – холодновато, – укрывшись хозяйской сермягой да
волчьими шкурами.
Антип безбожно храпел, Федька во сне вскрикивал, метался…
Что из этой симфонии разбудило посреди ночи Вожникова, храп или
крик, определить было сложно. Может, ни то, и ни другое, а просто
холод? Хотя не так уж и холодно было, вполне терпимо, даже
округлая, обмазанная глиной печь для сушки снопов еще не совсем
остыла.
Тем не менее, Егору не спалось, он полночи ворочался, временами
впадая в какое-то забытье, а потом и вообще проснулся. Натянув
волчью шкуру, заложил руки за голову, вытянулся – думал.
Тысяча четыреста девятый год… ладно, чего уж теперь без толку
повторять-то? С колдуньей, со снадобьем, прорубью – мысль хорошая,
а вот с ватагой – однозначно плохая. Это что ж получается, он, Егор
Вожников, человек в своем краю не последний, тем более - боксер,
будет тут, в прошлом, людей грабить? Этак вот выйдет на узкую
дорожку с кистеньком… как тот крючконосый с веником да его мордатый
напарник. Что ж, теперь и он с этими упырями – одного поля
ягода?