Выдержав длинную паузу в назидание строптивому сыну, девушка едва заметным жестом, наконец, подняла юношу с колен так, что их глаза снова неминуемо встретились.
Стены зала заструились, становясь знакомыми глазу стенами приемных покоев, чья камерность и спокойствие вкупе с лихо потрескивающими искрами в камине уже давно вечной любовью привязали королеву к себе теплом и уютом. Именно здесь она предпочитала проводить разговоры наедине. Именно здесь, как только они остались одни, взгляд ее смягчался до неузнаваемости, а на лице появлялась любящая улыбка.
– Прежде чем ты что-либо скажешь, пообещай мне, что впредь не будешь так испытывать мое сердце. Ты хоть раз задумывался, что может произойти? Это одна из самых высоких стен замка! Ты сможешь уберечься от ножей, от мечей, от стрел, но от собственной глупости кто тебя убережет? И к тому же…
– Но я…
– …не нужно волновать подданных своим бесстрашием. Помни, это только твое преимущество, не заставляй твоих близких рисковать жизнью.
Королева всегда договаривала свою мысль, несмотря на бестактность сына. Эта была одна из тех крохотных черт, которая выдавала ее истинный возраст, скрывающийся за неувядаемой внешностью.
Она с любовью и строгостью смотрела на сына. Это служило ему разрешением повторить свою несдержанную фразу.
– Ваше Величество, новость о турнире застала меня врасплох. Как такое возможно! Я же просил…
– Я знаю, что ты просил.
– И вновь остался не услышанным! – Юноша зашагал по комнате. – Прошлый турнир был неделю назад. Я убил четверых. Разве было мало крови? Или этого уже недостаточно?
– Ты прав, – спокойно и размеренно говорила она, не отводя от него взгляда, – но цифра не так важна. Важнее то, что ты чувствуешь, убивая.
– Вы знаете, что я чувствую!
Воцарилась тишина. Казалось, Верена хотела что-то сказать ему в ответ, но вместо этого с губ ее сорвался только разочарованный вздох.
– Почему ты такой… – прошептала она, устав от очередного разговора. – Зачем тебе было дано так много упрямства, но так мало желания быть лучше других? Это твоя слабость, Даниэль, когда-нибудь тебе придется от нее избавиться.
Верена никогда ничего не говорила просто так.
Они поразительно смотрелись вместе. Его мужественные скулы и молодость вторили ее свежести и красоте. Ее накопленная веками рассудительность вторила его безрассудству. Во всем естестве ее – власть. Черты лица, манера говорить и спорить кричали всем об их родстве, хотя родственниками по крови они никогда не были.