– Угу… А может, не стоит? Я же в качалку хожу два раза в неделю.
– Стоит. Внешний эффект после операции будет совсем другим. Твоя качалка только мышцы держит в форме, а вот на кожу она влиять не может.
Я повернула к нему голову.
– Ну и чего там, совсем, что ли, плохо?
– Да не плохо там, но может быть намного лучше. Тем более, извини, конечно, но с каждым днем ты тоже не молодеешь…
Да, да. Пустые, ничего не значащие лично для меня слова. Вот у тех, у кого все «не так», как должно быть, это что-то значит, очень весомо это все: время, возраст.
А у меня? У меня это давно потеряно – самоидентификация. Меня так мотает из стороны в сторону даже на протяжении одного часа, что я и сама не ведаю, пятнадцать мне лет или семьдесят пять.
Вон там, за барной стойкой, есть маленький шкафчик.
В нем лежат ключи от моего настоящего дома, в котором хранятся альбомы с фотографиями и много чего еще, отсылающего к моему реальному возрасту.
Любимые мелочи, постеры певцов на стенке в туалете, тех, от которых я фанатела, когда мне и в самом деле было пятнадцать. Мое свидетельство о рождении лежит в жестяной коробке на полке платяного шкафа.
Но там же лежат и другие свидетельства…
Не хочу.
Не пойду.
Из шкафа до сих пор пахнет мамой.
Когда-то, еще в самом начале нашей совместной жизни, профессор убедил меня в том, что так будет лучше. Попытаться забыть.
Лучше только для меня, не для кого-то, для меня, с чисто психологической точки зрения!
Не надо жить прошлым, надо жить будущим.
В соцсетях каждая третья тупая картинка с птичкой или розочкой как раз про это.
И я себя почти что уговорила.
Покорная тварь.
– Ты закончил?
– Да, все в порядке.
Я встала и как была нагишом, совсем не смущаясь, прошла к бару и плеснула себе в серебряный мерный стаканчик ровно пятьдесят граммов коньяка.
Хотела поначалу прямо сразу хлопнуть, ну да ладно, не буду его, эстета, злить – перелила коньяк в стеклянный бокал.
Дома-то мы курим, а коньяк без сигарки – лишь половина удовольствия. Я обошлась без гильотины и, приложив злую силу, откусила кончик сигары зубами.
Наглое кольцо из дыма полетело вверх.
Николай Валерьевич стоял и, как зачарованный, смотрел на мои груди и живот – плоды своей собственной работы – так, как будто он их впервые видит!
Однозначно – маньяк.
Фанатик. Гений.
– Мой фюрер! Я не хочу больше оперироваться. Совсем.