– Истина в том, что у тебя болит голова…
Эта фраза ничуть не удивила меня (персонажи моих снов часто произносят цитаты).
– Да, сегодня причина моей головной боли —…
– Не суть важно. Он тебе поможет.
– Кто?
– Тот, кто воспел эту берёзовую рощу…
– Тот, кто воспел «озёрную тоску», – почему-то добавила я.
Запели тёсаные дроги,
Бегут равнины и кусты.
Опять часовни на дороге
И поминальные кресты.
Опять я тёплой грустью болен
От овсяного ветерка.
И на извёстку колоколен
Невольно крестится рука.
О Русь – малиновое поле
И синь, упавшая в реку, —
Люблю до радости и боли
Твою озёрную тоску…
Что-то блеснуло в руках Преподобного. Это луч осеннего солнца преломился в отполированной глади серебряного посоха. Собеседник остановился и концом палки стал что-то чертить на песчаной дорожке. Это были не слова, а знаки – почти гумилёвская картинка. Очень хотелось взглянуть на следы посоха на песке, но какая-то деликатная сила не позволяла это сделать…
А для низкой жизни были цифры,
Как домашний подъярёмный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передаёт.
Патриарх седой себе под руку,
Покоривший и добро и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число…
(Николай Гумилёв)
В этот момент берёзы вспыхнули неоновым огнём. Стало неимоверно светло. Собеседник поднял глаза к высокому небу, и будто под воздействием его взора сапфировая высь полукружьем высветилась до бледно-голубой, почти белой. Дунуло ветром.
– Мне пора, – сказал владыка.
Я не поняла куда: в это ли просветлённое полукружье на небе, в тот ли торжественный собор, в котором недавно я видела Его через призму телеэкрана…
Оглянулась – никого нет. Не было и ветра. Тем более странным показалось завихрение на тропинке, подхватившее и закружившее по спирали несколько золотых берёзовых листочков с того места, где только что стоял Он…
Я проснулась.
Было утро. И будто бы из только что приснившегося сна догнала пробуждающееся сознание знакомая с детства строка о «роще золотой…». Сомнений не было: с этой минуты начинается сокровенная и неожиданная история, связанная с именем С. Е. Ведь сон-то был предрождественский.
Седины пасмурного дня
Плывут всклокоченные мимо,
И грусть вечерняя меня
Волнует непреодолимо.
Над куполом церковных глав
Тень от зари упала ниже.
О други игрищ и забав,
Уж я вас больше не увижу!..