– Я, – говорит, – к своей тушке
знаешь, как привязан? Она мне дорога, как память! Так что не
выпендривайся! И на «ты» теперь меня зови, не чинись. Иван Соколов
я. Наши все пилоты, кто в бою был, подписались под петицией. А ты
ещё потом раненый в бой вернулся! Все же видели, как в «Саранчу»
прилетело. Главное, ты проскакиваешь – бабах! – из твоего МЛШ-а
сноп искр! Мой «Святогор» от удара качнуло – ну, всё, думаю,
отлетался Коршунов... Так мы лягушатникам на злобе за тебя
таких люлей вломили, мало не показалось!
– Соколов, я действительно по дурости
подставился...
– Молчи, казак! Случайно вышло или
нет, для меня, – он ткнул себя в грудь, и иконостас на груди,
блеснув, качнулся (кстати, ни хрена у него орденов!), – это вообще
рояля не играет. Ты – Коршунов, я – Соколов, целый, ёрш твою клёш,
курятник организуем! И ещё скажу: мне техники вмятину в бронеплите
«Святогора» показали. Не прикрыл бы – прям в бак бы влетело. Сгорел
бы мой СБШ, и я вместе с ним... А тут ты – ну и часть удара на себя
принял. Понял, как дело было?
– Ну-у не знаю...
– Вот и не нукай! Я твой командир,
мне виднее. Лежи, выздоравливай! Кстати, видел, какие тут
медсестрички? Ух! А ты теперь весь геройский казак, – он осёкся,
помолчал, – но ты, это, своей, которая к тебе приставлена, глазки
не строй, это я тебе по-братски советую.
– Да не собирался, Иван, меня же жена
ждёт.
Он недоверчиво покачал головой:
– Моё дело предупредить, – и уже на
выходе, обернулся и сказал: – Кстати, дойч твой – маладца!
И ушёл. Я так и не успел спросить:
чего дойч маладца?
После слов хорунжего присмотрелся я к
своей сестричке. Надо ж так: и не было никакого интереса, а как
сказали – ай-яй-яй, нельзя! – так сразу и любопытно стало.
И чего, интересно, глазки строить ей
не советуют? Невеста чья-то? Или тайная супруга?
А поглазеть-то потихоньку можно?
Что сказать...
Ну симпатичная, конечно. Глазки
блестят, и руки у неё такие, знаете, профессионально ласковые. Вот
есть у человека дар повязки там менять или уколы ставить – короче,
всё лекарское дело. Вот это про Аню. А в остальном – ну моя-то
Симочка сильно для меня лучшее. Так что баловство это. Может, и
хороша Маша – ну или как здесь, не Маша, а Аня – да и слава Богу,
что не наша. Так как-то.
ЗА ХРАБРОСТЬ!
Прошли две недели, и меня выписали.
Обошлось это дело без помпы вообще. Пришёл утром доктор, погладил
руками рану поверх повязки, посмотрел в глаза – и всё, говорит: