– Пойдём, доченька, обедать, сказала позади мама, —
незаметно подошедшая к ней.
– Фу ты! Испугала! – Вздрогнула Мария, останавливаясь.
– Пойдём, пойдём, вон уже спина какая мокрая. Всю работу не переделаешь, – назидательно сказала мать.
Во дворе они умылись, поливая друг другу из кувшина и прошли в избу. Мария опять кормила сынишку, а мать разлила по мискам щи, сваренные из свежего щавеля, добавила туда сметаны, нарезала мелко зелёного лука. «Туда бы ещё пару яиц да сальца порезать мелкими кусочками» -подумала она, вздохнув. Вошла Мария, на ходу застёгивая пуговицы платья. На её лице всё ещё светилась нежность, которой вся она была переполнена, когда кормила ребёнка.
– Ой, мама, какое это блаженство, когда он сосёт грудь! – Сказала она мечтательно, – хочется реветь от счастья, честное слово!
– Хорошо, когда есть что сосать, – проворчала мать, прогоняя заоблачное настроение Марии, возвращая её к земным заботам. Они молча пообедали.
Мать мыла посуду, искоса поглядывая на сидевшую у стола дочь, которая задумчиво смотрела через окно, подперев ладонью подбородок.
– Что-то долго муж твой не едет. Может, кралю себе какую нашёл? – Заговорила мать. Мария вздрогнула, тень недовольства промелькнула на лице.
– Разве это от него зависит? Когда отпустят, тогда и приедет.
– А откуда ты знаешь, может, его уже давно отпустили? – Гнула своё мать. – Вон, уже по хуторам мужчины возвращаются, а его всё нет…
– Да не знаю я, мама, ну что ты мне душу терзаешь? – Внезапно вспылила Мария, вскакивая из-за стола, выбежала вон, сильно хлопнув дверью.
– И слова уже сказать нельзя! – Крикнула ей вдогонку, с обидой, мать.
Мария остервенело взмахивала косой, будто рвалась догнать кого-то невидимого. «Уже и мама сомневается, что он приедет, – обиженно размышляла она. – А, вдруг, и правда, не приедет? – Промелькнуло в голове, отзываясь тонким уколом в груди. – Нет, не может быть! ведь он так любил меня!»
Она стала вспоминать, как он ухаживал за нею, терпеливо сносил её насмешки, не обижался на неё, что бы она ему ни говорила. А она вдоволь поводила его за нос. Ей, избалованной вниманием и ухаживаниями молодых офицеров, сначала не хотелось даже обращать внимание на сержанта, следившего за нею преданными глазами. Но, постепенно, она невольно, всё чаще и чаще, начинала задумываться, вспоминать его взгляды, выражение лица, жесты, голос, его слова. И наступил такой миг, когда она спросила себя: «Неужели… люблю?» И, тут же, громко расхохоталась над нелепостью своей мысли.