Комендант какое-то время смотрел на него молча, пока Сейн не опустил глаза.
– Мне станет легче, когда мы вас разобьём до конца, и я вернусь домой, – так же спокойно, но беззлобно ответил тогда Захаров. Сейн вскинулся, побелел, на белом появились чёткие треугольники румянца. – Хочешь чаю? – вдруг продолжил майор. – Настоящий. Из Индии. Про Индию слышал?
– Читал, – ответил Сейн слегка удивлённо. – Я не пью чай… то есть, я пробовал, он горький.
– Дурак… – вздохнул Захаров и придвинул к себе планшетник. Что-то посмотрел, сказал, не отрывая взгляда от экрана: – Нужен подсобный рабочий в лесничество. Работа тяжёлая. Но на воздухе. Тебе сколько лет?.. А, вижу, – он провёл по экрану. – Можно вообще-то. Двенадцать часов рабочий день, учти. Пойдёшь? – и поднял на сторка глаза.
– Пойду, – тут же сказал Сейн. – А где это?
– Тебе всё объяснят, – Захаров поднялся. – И вот что ещё. Никакого охранника, конечно, с тобой не будет. Ну, что смотришь, как калм на бесплатную столовую? – Сейн опять вспыхнул, а комендант махнул на него рукой: – Смотришь, чаю не хочешь – иди, завтра утром тебя найдут. Иди, иди.
* * *
Выйти за ворота законно и свободно оказалось неожиданно трудно, и Сейн испугался. Нет, не того, что охранники смотрели ему вслед и хотелось – до головокружения! – обернуться и убедиться, что они не бегут следом и не целятся в него. Он испугался именно того, что ему было физически трудно вести себя так, как положено свободному. Не беглецу из плена, втихую обкрадывающему врага. А именно свободному. Трудно не красться, не ползти, не перебегать, а просто идти. О Предки, сбивчиво подумал Сейн, я сам не заметил, как превратился в раба по своим мыслям! Напакостить господину, и при этом бояться, что его окликнут и прикажут, что надо делать… и… и… даже ждать этого?!
Ну уж нет! Вот это – нет! Он ускорил шаг. Тут же заставил себя идти, как обычно – не спешить и не медлить. И не выдержал – быстро оглянулся.
Сейн уже отошёл от лагерных ворот на фоор’зу7, не меньше.
Часовые давно не смотрели ему вслед…
…Мыслей о свободе, конечно, хватило ненадолго. Только до опушки леса, куда уводила дорога – а скорей просто накатанная неширокая тропа. И ведь в лесу было хорошо! Но именно тут, едва он вошёл под первую древесную тень, прохладную и тёмно-синюю, Сейну сама собой пришла мысль: а что, если сбежать?! Убежать, поселиться где-нибудь в далёких горах на горизонте, жить, охотиться и не думать о войне. О проигрыше. О своём унижении, которого ещё не было, но которое он представлял себе зримо и ясно. Ни о чём не думать, просто жить там.