Из оставшейся троицы особо выделялся один. Он сидел на подножке
полуторки, лениво лузгал семечки, и всем своим видом показывал, кто
тут главный. Невысокий, но крепкий. Короткий бобрик светлых волос,
шрам на половину щеки, волевой излом рта. Одет получше других,
сплошь в чёрное. Кожаный тренч, застёгнутый на все пуговицы,
перехватывали ремни портупеи. На ремнях — две кобуры с
револьверами. Штаны галифе заправлены в щёгольские сапоги.
Прочие двое, стоявшие рядом, — два молодца, одинаковы с лица.
Обычные, ничем не примечательные костоломы, похожие друг на друга,
как бройлеры из одного инкубатора. Узколобые, мускулистые, с аурой
цепных псов. Готовые выполнить любую команду по щелчку пальцев
хозяина, не думая ни о причинах, ни о последствиях. Они-то и
скрутили Мишеньку-долбоящера.
Кто эти парни?
Объяснение напрашивалось только одно. Мы напоролись на ватагу
вольных охотников. А перец со шрамом — их капитан.
«Весы шансов»? Сто процент совпадения.
Как они подоспели, так вовремя?
Случайно, скорее всего. Были где-то поблизости, увидели падающий
дирижабль и заглянули на огонёк. Их мотивы не составляли загадки.
Мародёрство, конечно же, но мало ли чем можно поживиться на месте
крушения, если позволяют моральные принципы. А вот зачем они берут
пленников, да ещё по жёсткому варианту, я так и не понял? Выкуп?
Так ведь не за каждого и дадут.
Тем временем от «Архангела» начал прибывать «спасённый» народ.
Их принимали по прежней схеме: кулак в дышло, ремень на руки, и
добрый вечер.
Как по мне, проще было бы всех оптом под стволы поставить, но
охотники, похоже, рисковать не хотели. Полезли бы буром, и
кто-нибудь обязательно пострадал. А так, втёрлись в доверие, типа
спасатели, бдительность усыпили, потом по одному, по двое приняли
под белые рученьки.
Людей собрали, построили в ряд, поставили на колени.
Меня/Мишеньку присоединили к остальным грубым пинком. Охотнички
рассредоточились и демонстративно взяли всех на прицел.
— Всех притащили? — спросил главный со шрамом, сплёвывая
семечковую шелуху.
— Вот, Прош, последний, — послышался сиплый голос. — в
дирижабеле шкерился.
Добруш, что подставил под молотки меня с Мишенькой, втолкнул в
ряд Менделеева.
Я мысленно выдохнул: «Слава богу».
Причём слава богу два раза. Первый — что Димыч целый и
невредимый. Второй — что его поставили в дальний конец шеренги. С
мелким у него по-любому возникнет недопонимание, это если мягко
сказать.