Жили они в неплохой двухкомнатной
квартирке в Кузьминках, на третьем этаже, чьи окна выходили во
двор, по летнему времени заполненный детьми, мамочками,
выгуливающими малышей, пенсионерами - доминошниками, стучавшими
костяшками по старому фанерному столу, под навесом с ржавой
жестяной крышей, и местными хулиганами, тусовавшимися в самом углу,
где седьмой и девятый дома сходились углами, образовывая щель,
сквозь которую мог проскочить подросток, но не взрослый человек,
чем те порой пользовались.
Хулиганы не представляли собой ничего
серьёзного. Просто группа шалопаев, совместно придумывавших всякие
глупости, и совершавшие их на радость домовой общественности и
инспекторов по делам несовершеннолетних.
Никиту тут тоже знали, и когда сестра
покормила его, и убежала по своим делам, он вышел во двор, где
обычно сидел на лавочке, глядя куда-то в пустоту. Жизнь для
маленького инвалида, протекала во вспышках ярких картинок, никак не
связанных друг с другом. Еда, сон, двор. Та, что его кормила и
ухаживала – Варя, та что едва осталась в памяти и большой
фотографией на стене – мама, тот кто вообще никак не отзывался в
памяти, а только чуть выцветшим снимком в тяжёлой чёрной раме на
стене – Папа. Старый чёрно белый телевизор Авангард, способный при
известном везении и правильно приложенной силе показать размытое,
но узнаваемое изображение, диван на котором спал Никита, и кровать
в маленькой комнате сестры. А ещё погрызенный молью ковёр на стене
в зале, колченогий стол, несколько табуретов, венский стул, из
гнутого дерева, и пианино, неведомым ветром занесённое в эту
маленькую квартирку.
На инструменте играла Варя, и Никита
очень любил эти негромкие сочные звуки издаваемые старым пианино,
когда они сидели вечерами дома. Словно издеваясь над ним, природа
наделила мальчика слухом, которому мог позавидовать
профессиональный музыкант, и в звуках плохо настроенного
инструмента он слышал тысячи оттенков.
Совсем идиотом Никита не был. Он
понимал довольно много слов, сам мог мыться, и одеваться, но
двигался плохо, рывками и часто, тело охватывали судороги, долго
терзавшие тело.
Причина этому - пьяный водитель,
сбивший беременную маму Никиты. Травма фактически свела её в
могилу, и последнее что она увидела в жизни - лицо её сына.
Водитель получил три года, давно уже
вышел, продолжая всё так же бухать за рулём, и уничтоженные им две
жизни, никак не беспокоили человекообразное животное.