Они установили мне примитивную
нейросеть. Я почувствовал её сразу. В голове щёлкнуло что-то, как
будто включился старый электрический прибор. Всё изменилось. Моё
сознание, раньше свободное, как ветер на просторах Земли, стало
пленником чего-то большего. Ошейник на шее сковывал, подавляя любую
мысль о свободе. Он был не просто символом рабства, он буквально
контролировал каждую мою мысль, каждый вздох. Я мог ощущать, как
сигнал передаётся через него, как моя жизнь теперь принадлежит не
мне.
Сидя в медицинской капсуле, я понял:
это было начало конца. Но тогда я этого ещё не осознавал. Передо
мной мелькали экраны, словно окна в другой мир — мир технологий,
который я не понимал, но был вынужден изучать. Их базы данных
открылись передо мной, и я часами, днями, а может, неделями
погружался в изучение по добыче руды. Это было как сон наяву:
рутина, от которой невозможно сбежать. Какой-то астероид где-то на
границе галактики, тысячи световых лет от Земли — теперь это было
моим домом.
Я не был один. Сотни, тысячи таких
же, как я. Мы были рабами системы, встроенными в технологический
механизм, который не оставлял шансов на сопротивление. Но тогда я
не понимал, что сопротивляться и не нужно. Потому что каждый из нас
— это лишь шестерёнка в машине, которая всегда работает
безотказно.
Сама добыча — это ад. Пыль, ядовитая
атмосфера, тяжёлые машины, которые ты управляешь, словно
продолжение своего тела. Руду приходилось выкапывать из недр
астероида вручную управляя ими, используя мощные экзоскелеты. Они
были тяжелыми и неудобными, словно ты носишь на себе целую планету.
Каждый день сливался с другим, я даже не знал, сколько прошло
времени с момента моего прибытия. Эмоции притуплялись. Время теряло
всякий смысл. Любое неповиновение каралось избиениями. Кормили
какой-то серой будрой, которую и едой назвать было сложно. Она не
имела вкуса, не имела запаха — словно ее специально сделали такой,
чтобы лишить нас любого удовольствия от еды. Проглатывать эту массу
было мучительно, но голод заставлял нас покорно съедать всё, что
давали. Мы были слишком истощены, чтобы возмущаться, и слишком
напуганы, чтобы протестовать. День сменял день, и с каждым новым
восходом я всё больше терял ощущение времени и себя.
Жизнь на астероиде стала замкнутым
кругом страданий. Мы работали до изнеможения в тяжёлых
экзоскелетах, которые буквально становились продолжением нашего
тела. Металл был грязным, как и наши души. Мы добывали руду, не
зная, зачем она нужна и кому пойдет на благо. Каждый день напоминал
предыдущий. Время стало бесконечной петлей. Мы все были одинаковыми
— с пустыми взглядами и потухшими душами. Никакой надежды на
спасение.