Первым к выходу ринулся Севзов, он
ухватил меня за рукав и потянул за собой. Мы молча подняли
медсестру и перенесли на диванчик в коридоре. Самое странное, что
как только мы пересекли порог палаты, звуки, наполнявшие клинику,
разом накинулись на нас, и даже тиканье часов казалось оглушающим.
Я будто вынырнул на поверхность из бездонных глубин океана, сразу
очутившись на шумном базаре.
Пока Севзов приводил медсестру в
чувства, я все еще пытался прийти в себя и понять, что совсем
недавно испытал.
Ни мне, ни Севзову, ни уж тем более
медсестре не хотелось заходить в палату на уровне инстинктов, все
живое внутри нас физически сопротивлялось этому. Никто из нас не
проронил ни слова. Также молча я и Севзов вернулись в кабинет, и
лишь только с первыми лучами солнца мы вновь нашли в себе силы
спустится к пациенту. Не сговариваясь, мы кивнули друг другу и
вошли в палату.
Севзов замер на пороге. Впервые в
своей жизни я разглядел за толстыми очками на его лице суеверный
страх. Он бестолково хлопал губами, как рыба и указывал пальцем на
койку.
Ошеломленный не меньше Севзова я
медленно подошел к Лепнину и аккуратно откинул пропитанный кровью
пододеяльник: в том месте на боку, где я разглядел небольшое
покраснение, теперь наблюдалась глубокая рваная рана, правая нога
отсутствовала до колена, а на расцарапанном бедре чуть выше
угадывались круглые синяки, оставленные словно пальцами. Я перевел
взгляд на лицо Лепнина – левый глаз заплыл от гематомы, роговица на
правом помутнела – и потрогал его ледяную руку, на которой уже
успели появится трупные пятна. Покойник выглядел так, будто лишился
жизни не меньше двух суток назад.
Растерянный и изумленный я вышел из
палаты вместе с Севзовым, сразу отдавшим несколько безотлагательных
поручений медсестре. Мы еще раз проверили с ним все результаты
анализов и снимки, по которым Лепнин оставался совершенно
здоров.
Так и не найдя в тот день объяснения
случившемуся, мы с Севзовым разошлись. Позже, встретившись с
Вячеславом Романовичем на медицинской конференции за кружкой чая,
мы вспоминали случай с Лепниным и он, поправляя выбившийся из-за
пазухи крестик, обронил такую фразу: «Бывает, что и смерть
опаздывает». На этом мы с ним и разошлись, но никогда больше за
свою практику я не встречал ничего подобного.