Глеб Полынин стоял у края скалистого обрыва, глядя на
величественную панораму нагорья. В ущельях, прорезанных
руслами рек, еще таилась тьма, диск солнца едва просвечивал сквозь
облака расплывчатым пятном, обещая знойный полдень.
По траверзам отрогов тянулись хорошо различимые ниточки дорог,
вдоль скалистых утесов струился холодный воздух, формируя серые
облачные лавины, которые растают к полудню, превратятся в мглистое
марево.
Сегодня утро звенело. Птичий щебет слышался отовсюду, птахи, не
обращая внимания на людей, были заняты строительством гнезд,
деловито сновали поодиночке и стайками, смешно и трогательно
собирали веточки, клочки пожухлой прошлогодней травы.
За полтора года, что Глеб прослужил на заставе, его мечта не
погибла, но потускнела, притаилась на донышке души.
О программе освоения дальнего космоса, кажется, позабыли.
«Одиссей» так и не покинул стапель космической верфи. Шумиха в
прессе быстро улеглась, вернее – ее погасили. Ни слова о
«братьях по разуму», никаких намеков на первый контакт, будто люди
никогда и не выходили за границы Солнечной системы.
Версию о смертельном вирусе, обнаруженном в колонии,
поддерживали неуклонно. Новая политика руководства ВКС сводилась к
простым формулировкам: мы еще не исчерпали всех возможностей
внутрисистемного развития. Потенциал колоний Марса и Ганимеда
огромен. Нам есть куда двигаться, где оттачивать технологии
преобразования планет, а путешествия к звездам, как показала
практика, – это удел будущих поколений.
Глеб понимал: он практически ничего не знает. Информация,
собранная по крохам, озвученная в разговоре с Дунаевым как
полноценная версия случившегося, видимо, не отражала и сотой доли
правды, иначе им бы вплотную занялся спецотдел.
Даже не потревожили.
Бригаду ВКС действительно расформировали, большинство офицеров
распределили между гарнизонами Марса, Ганимеда и форпостами на
астероидах в границах пояса Койпера[1].
Глеб оказался в числе немногих, оставшихся на Земле.
Служба на границе незаметно превратила молодого лейтенанта в
зрелого офицера. Среди величественной красоты гор, вдали от
городов, он неожиданно открыл для себя новую, неведомую ранее грань
восприятия, соприкоснулся с царством суровой природы, еще
сохранившейся здесь вопреки процессам глобальной урбанизации.