— Корона еще никогда не была так к месту, — посмеивается Роберт, глядя как дочка, вскарабкавшись на палубный диван, подставляет мордашку под солнечные лучи.
— В этой поездке она ведет себя по другому, — не могу не поделиться я. — Иной раз такая дама. Того и гляди веер достанет.
Я действительно ловлю в ней много такого, чего не замечала раньше: например, желание подражать моделям из журналов, и потребность в исполнении всех ее прихотей мной и Робертом. К каждому из нас она находит свой подход: со мной надувается и капризничает, с ним по-детски флиртует. И пока все удачно.
— Девочка же. На тебя очень похожа в детстве.
— А то ты знаешь, как я выглядела в детстве, — ехидничаю я.
— Знаю, конечно. Ты мне фотографии присылала, забыла?
Я с подозрением смотрю на его улыбающееся лицо. В ресторане что-то подмешали в кофе? Что за глупости? Не присылала я ему своих фотографий.
— Ты что-то путаешь, — говорю снисходительно и лезу в карман за телефоном. Полинка солнцезащитные очки как раз на нос напялила — классный снимок получится.
Роберт тоже углубляется в свой мобильный. Я кошусь в его сторону одним глазом: что он там делает? Оказывается, проматывает галерею.
— Гляди, кто тут. Скажешь, не ты?
Я успеваю поймать несколько забавных кадров загорающей дочери, перед тем как снова к нему повернуться. Смотрю на открывшийся снимок и даже рот от удивления приоткрываю. Вот так да… Как такое возможно? Из окошка смартфона на меня смотрит улыбающаяся щербатая девочка в розовых шортах, и это действительно я.
— У меня еще есть, — скалится Роберт, мазнув пальцем по экрану.
При взгляде на следующую фотографию румянец густо заливает мои щеки. Твою же… Серьезно? У него есть моя голая детская задница? Роберт каким-то образом хакнул фотоальбом моей мамы?
— Ты мне вместе с Полинкиным прислала, когда ей месяц исполнился, — поясняет он, оценив ошарашенное выражение моего лица. — Спросила, правда ли вы похожи.
Я раздосадовано прикрываю глаза. Вообще такого не помню. Но к своему оправданию могу сказать, что я тогда минимум полгода провела в прогестероновой коме. Мозги были последним, что имело для меня значение, и любой тест на Айкью сходу определил бы меня в категорию умственно отсталых.
— Еще раз покажи предыдущий, — прошу я, решив не признаваться в своей забывчивости.