Возбуждение заполняет тело, но ее слезы — это что-то не нормальное.
— Куликова? Ты с ума сошла?
Вздрагивает, оборачивается, смотря на меня как на приведение.
— Владимир Прохорович! — пульт падает из рук. — Владимир.
Она шагает ко мне. Сначала медленно. Потом быстрее. Ее трясет. Она вцепляется пальцами в пыльный пиджак, осматривая со всех сторон.
— Что с тобой? — говорю я и пытаюсь оторвать взгляд от ее покрасневших глаз. Разве можно так красиво плакать? И почему я не раздражаюсь от ее истерики, наоборот, отлично себя чувствую. Вообще рядом с ней легче. Как зайти в прохладное озеро после затяжной жары.
— Новости. Снова пожар. И там вас засыпало. А потом сразу ведущий этот. И я не знала, все ли с вами в порядке. А тут вы появляетесь. Скажите, что с вами все в порядке?
— Конечно, — нахожу в себе силы даже улыбнуться, хотя дышать нечем. Она так близко, так тесно вжимается. — Теперь так точно.
— Раздевайтесь, — командует она, а я хмурюсь.
— Зачем? То есть я, конечно, понимаю… Но мы в офисе и утро уже. Давай лучше ты в обед ко мне поднимешься и пожалеешь героя, как следует.
— Не о том думаешь. Я видела, что один осколок попал тебе на руку. Значит, там может быть порез. Раздевайтесь!
Она тут же идет к двери и щелкает замком, подходит, пока я безропотно снимаю пиджак. Она ахает, увидев красное пятно и дыру в рукаве рубашки. Ведет меня к столу и толкает в кресло.
А я продолжаю ощущать запах гари, но через него, как через завесу, пробивается запах антисептика. И другой запах. Ее. Никогда не думал, что смесь этих ароматов будет действовать похлеще алкоголя. Я думал, что раньше пьянел. Да я сейчас еле в сознании.
— Больно не будет? — спрашиваю, но не успеваю опомниться, как она выливает в рану полфлакона.
— Полина!
— Да-да, именно так меня зовут, — усмехается она, пока я шикаю и матерюсь.
Потом застываю, потому что она подходит спереди, наклоняется и начинает сама расстегивать мою рубашку. Пуговица за пуговицей.
Коса задевает щеку, обволакивая запахом, нежностью волос. И меня накрывает так, что зубы сводит.
Она разводит полы рубашки в стороны, прикусывая нижнюю губу и глядя строго на руку, пока я, как одержимый, вжимаю пальцы в подлокотники кресла и повторяю себе одну и ту же фразу: «На рабочем месте нельзя. Нельзя. Нельзя».
Но как же хочется.