― Штаны натягивай! ― Тель извиняться не собирался. ― И падай давай!
― Ботинки…
― Потом, глупая! Знаешь, что с нами генерал Ардашир сделает, если заметит?
― Что? ― я спросила вполне искренне.
Заряд соли из дробовика в мягкое место получить мне вряд ли грозит: не похоже, чтобы тут огнестрельное оружие изобрели. Испепелять меня одним вздохом сосед тоже вряд ли станет: зачем тратить огненную магию на того, кого одним крылом прихлопнуть можно? А у истинного дракона, если он при обороте сохраняет размеры обычного человеческого тела, размах крыла минимум как у дельтаплана должен быть!
Насчет размеров ― я не угадала.
― Пригнись! Не смотри! ― зашипел Тель, когда из облака, зависшего прямиком над центром озера, вдруг рухнула черным камнем вниз огромная туша со сложенными крыльями. Размером она была… ну, навскидку, как минивэн. И такая же обтекаемая, не считая торчащих вдоль спины и хвоста острых треугольных шипов серебристого цвета.
Туша головой вперед с громким плеском ушла в воду. Исчезла полностью, оставив после себя круги на воде. Нет, не просто круги ― волны чуть не в метр высотой!
― Он хоть не убьется? Не захлебнётся, с такой высоты упав? ― забеспокоилась я, пытаясь высмотреть хоть что-то сквозь частокол тонких стволов кустарника.
― Да спрячься же ты! ― Тель подполз к мой голове, одним крылом прикрыл свою морду, другим попытался заслонить мне глаза. ― Истинные драконы живность крупнее тушканца за агач чуют! Особенно когда эта живность на них таращится без зазрения совести!
Я честно попыталась опустить голову и закрыть глаза, но, когда услышала очередной всплеск ― не выдержала и снова принялась подглядывать.
А когда увидела мужчину, рассекающего успокоившуюся озерную гладь красивыми гребками профессионального пловца, ― поняла: оторвать от этого зрелища меня не сможет никто!
6. 5. Найденыш
Ардашир нечасто позволял себе такое ― падать в воду со второго неба. Разумеется, в драконьей ипостаси. Но в этот раз ― позволил. Слишком тяжело было на сердце, слишком муторно. Так он себя чувствовал весь последний год! И столько же не бывал в своем родовом поместье.
Удар о воду вышиб часть воздуха из его груди. Тело откликнулось болью, но приятной. Настоящей, знакомой, той, что живет в костях и мышцах, а не в непонятном и неощутимом органе, который придворные поэты именуют выспренне средоточием духа. Вода сомкнулась над огромной бронированной тушей Ардашира, смывая, сдирая с чешуек пыль, а вместе с пылью ― налет времени и памяти, которая так тяготила генерала.