Врач поставил кофр на стол и подошёл ближе.
- Ну что же Дюк, похоже он пришёл в себя. Задаток возвращать не
буду, но рас уж я здесь то проведу общее обследование. Как долго он
был без памяти?
- почти двое суток…
- А нельзя ли поточнее?
- я не знаю, ровно сутки назад я забрал его у арбитров в
квартире моего брата, грокс его сожри. С тех пор он лежал и лишь
изредка стонал.
-Напомни, какого на тебя скинули эту обузу?
Задал вопрос доктор приступая к ощупыванию и простукиванию моего
тела.
-Моего брата Алестора, обоняют в пропаже его супруги и еще там,
что то с махинациями в его цехе. Боюсь на него повесили всех собак.
А мальца зовут Грэк. И похоже я теперь его единственная родня.
- Мой тебе совет совет, сдай его в работный дом, нечего возиться
с молокососом!
- Не могу я так поступить.
В голосе здоровяка послышались нотки теплоты.
- Ну и дурак! Что же состояние его нормальное, средняя форма
истощения, черепномозговая травма. Череп не проломлен. Жить будет.
Повязки менять раз в сутки, усилить питание и месяц пропить
витамины. Еще возможны головокружения, потеря сознания, повалы
памяти. НО это уже не ко мне.
- ты хочешь сказать что он стал неполноценным?
Дюк начал не доверчево переводить взгляд с доктора на меня и
обратьно.
- На всё воля Императора
Врач сложил руки птичкой подхватил кофр с стола и с мерзкой
ухмылкой покинул помещение. Задержавши взгляд на Дюке, как будто
говоря « еще не поздно».
Дюк подойдя к кровати кинул долгий задумчивый взгляд на меня и
развернувшись плюхнулся в кресло погрузившись в себя.
В воздухе прямо запахло «работным домом». Я не знаю, что это но
от этого слова веет ещё большей безнадёгой, чем моё текущее
положение. Мне решительно не хотелось терять только обретённого
родственника и перебираться непонятно куда. Нужно срочно, что то
предпринимать.
Повторив несколько раз про себя и убедившись что этот то самый
язык на котором общались аборигены произнёс:
- Дядя ненужно.
При этом надеясь, что сказано это было на нужном языке. История
этой вселенной сквозила ненавистью и безжалостностью к иному и
чужому. И страх быть раскрытым, что в тело ребёнка заняла иная
сущность боролся с трахом быть признанным психически неполноценным
и отправленным в места похуже чем, спартанская но уютная комнатка
дядюшки.
Дядя встрепенулся, будто отбрасывая с себя сомн тяжёлых мыслей,
кивнул сам себе и вышел. Оставив меня в помещении наедине с сбой и
лишь слегка покачивающаяся, лампочка разбавляла пустоту
неопределённости.