21 день - страница 12

Вечером возле аптеки я увидела машину Браунинга. Припарковавшись на противоположной стороне улицы, я заглушила мотор, вынула ключи из замка, взялась за ручку двери, но выйти не решилась. Вмятина на капоте мозолила мне глаза – зато будет, чем заняться на выходных, которыми мне утром угрожал Максвелл.Дэмиан вышел через минуту, в его руках был увесистый пакет с эмблемой фармкомпании, производящей строго рецептурные препараты: антибиотики, транквилизаторы и психотропные вещества, вакцину. У него был встревоженный и подавленный вид, он смотрел куда-то перед собой или в никуда вовсе и не заметил мою машину. Отчего-то встревожилась и я. Таким я видела его впервые. Я ничего о нём не знала, ничего абсолютно, но, как это ни странно для меня, уже почти доверяла. Отложив эту мысль на потом – будет, чем заняться в дороге – я вышла из машины. Старой спаниелихе Хельге очень нужны лекарства.Ровно в девять вечера сирена затянула свою монотонную, сжимающую внутренности песню. Отбой я встречала на складе, притулившись между стенкой и стеллажом – меня вырубало, и я ждала, когда мы выедем из здания, чтобы, наконец, поспать, развалившись в удобном пассажирском кресле. Максвелл раздавал указания дежурной группе – в этот час в Подразделении были только бойцы и техники. Шторм закончился, из депо ленивыми жуками выползали грузовики с цистернами – комендантский час, улицы пусты, самое время проводить чёртову внеплановую дезинфекцию. Специалисты кучковались у выхода, ожидая подачу машин, на них были плотные белые комбинезоны второй степени защиты, круглые защитные очки и респираторы с тройной фильтрацией, у некоторых в руках были баллоны и телескопические щётки для мытья стен. Такой костюм был и на мне, респиратор и маска для лица лежали рядом.– Готова? – Максвелл перегородил собой свет. В костюме спецзащиты он был похож на гигантского снеговика.Я отлипла от стены и кивнула.– К пяти утра будем на месте.– Я часика два посплю, потом толкнешь меня, я сменю тебя за рулём?– Спи, я дома выспался.Определённо, он врал – зная его девчонок, я была уверена, они не слазили с него до последней минуты. Я же весь день так сильно нервничала из-за поездки, что думала, не усну. Сейчас же я чувствовала себя развалиной, от которой толку чуть.Мы вышли в депо. Нас ждал высокий чёрный внедорожник с эмблемой Отдела на капоте. Бампер украшал внушительный «кенгурятник» с двумя парами больших фонарей по обеим сторонам. Корпус состоял из листовой брони и был полностью герметичен, под сиденьями была вмонтирована система подачи кислорода. Можно было спокойно снять маски.Перед выездом из третьего отсека депо Максвелл притормозил, вылез наполовину, и, приподнявшись на порожке, взялся за стрелу шлагбаума, подержался. Сел обратно.– Ритуалы? – усмехнулась я.– На спокойную дорогу, – абсолютно серьёзно ответил он, и я отвернулась к окну. У каждого были свои заморочки.Мы молчали в ожидании открытия шлюза. Замигали красные огни. Массивное металлическое полотно, словно гильотина, поехало вверх. Глухая темнота отсека сменилась на многослойные, глубокие сумерки улицы. Мы выехали на освещенную асфальтированную дорогу, параллельно нам из другого шлюза выехала цистерна с дезинфицирующим составом. Мы пропустили их и перестроились на крайний правый выезд. Максвелл ввёл координаты в бортовые компьютер, указав крайней точкой Северный блокпост.Мимо проносились стройные белые ряды домов первого, второго и третьего района, разноцветица четвёртого и пятого, захололустье и развалины шестого и седьмого, пустота и глушь восьмого и девятого – здесь находилась промышленная зона, дальше за ней предприятия по утилизации отходов и свалка. Мусор образовывался быстрее, чем успевали его перерабатывать – хоть в чём-то наш век не отличался от времён до Катастрофы.– Всё пытаюсь выбить для нас аэродром, но они там, у себя наверху, ни в какую, говорят, мы слишком близко к океану. Нерентабельно, – презрительно фыркнул Максвелл, когда мы миновали территорию, обнесённую колючей проволокой с предупреждающими знаками на столбах. Здесь, в сорока милях от жилой зоны, утилизировалось всё что связано с токсонитом. Я понимала его – час в самолёте, это не восемь в дороге, качество которой зачастую оставляло желать лучшего.– Как дети? Аура хорошо перенесла вакцинацию?– Даже говорить боюсь… вроде неплохо. Дион вчера снова ходила во сне. Это она всегда, когда я уезжаю надолго.В его голосе слышалось чувство вины. Его старшая, Дион, имела класс здоровья С, связанный с неврологическими проблемами, младшие – Амелия и Аура – класс D. Амелия страдала эпилепсией, у Ауры были отклонения в опорно-двигательном аппарате. Класс Е, следующий сразу за D, в нашей системе классификации здоровья был равен инвалидности… Максвелл прикладывал все возможные и невозможные усилия, для того, чтобы восстановить дочерей. Я могла лишь догадываться, какую боль он испытывал, глядя на них – работа в условиях постоянной угрозы отравления отнюдь не укрепляет генофонд, это не было ни для кого секретом. И на фоне этого пропаганда рождаемости выглядела издевательством.– Чудесные девчонки. Я соскучилась по ним.В период реабилитации я часто бывала у них. Мне нравилось проводить время с ними. Старшей тогда было тринадцать, младшей шесть, но они были не по годам развитыми. Мы смотрели мультфильмы и делились девчачьими секретами, но я всегда боялась, что я слишком злоупотребляю их добротой. У них была своя семья, свой тесный круг. Никто из них не был виноват что я осталась одна, к тому же, всеми порицаемая.– Что тебе мешает заходить в гости?– Я и так слишком часто пользовалась вашим гостеприимством.– Перестань. У Дион сейчас такой возраст… Мы с Сонорой для неё враги номер один, – он улыбнулся, вспоминая подростковые выходки старшей дочери. – Ей бы не помешала старшая подружка.– Я зайду.Я улыбнулась, чувствуя, что успокаиваюсь. Страх проходил, несмотря на возможные риски, мы с нашим уровнем подготовки и обмундированием были в безопасности на любой из территорий. В конце концов, поступая в Академию, я не рассчитывала на долгую и спокойную старость.– Иен. – Он чуть повернул ко мне голову. – Неужели выжить в Мёртвой зоне возможно? Я поднимала статистику… Каждая единица спецзащиты первого класса А+ на счету, а без неё к океану невозможно приблизиться и остаться после этого в живых. А если и есть у кого врождённый иммунитет, то как это проверить? У нас ведь нет постоянных исследований, никто не берёт эту возможность в расчёт?– Были единичные случаи…Максвелл не торопился отвечать, словно собирался с мыслями или решался, говорить или нет. Но, вздохнув, посмотрел на меня строго и внимательно, и решился.– Это закрытая информация, в официальной статистике ты её не найдёшь. Последний такой случай был двадцать пять лет назад. Тогда ещё семьи военных жили вместе с ними на базах на границе Промежуточной и Мёртвой зон. Одна женщина, жена пилота, пыталась утопиться в океане, не знаю уж, как она туда добралась и почему выбрала такой извращённый способ самоубиться…– Пыталась? Значит, она выжила?!У меня заколотилось сердце, я согнулась над приборной панелью, глядя Максвеллу прямо в лицо. Редкие уличные фонари обливали его смуглую кожу желтоватым, неживым светом, ныряли в глубину тёмных глаз. Мне вдруг стало жарко, появилось ощущение, что я что-то упускаю и упускаю давно, и это мучило меня. Я приносила присягу, я готова была отдать жизнь и здоровье ради выживания нашего вида и ничего не хотела взамен: ни почестей, ни шикарного соцобеспечения, ни денег, только немного правды. Я хотела знать, за что борюсь.– Да, и жива до сих пор.– Как это возможно?– Её успели вытащить, она погрузилась по пояс, не нахлебалась, если бы нахлебалась, то всё… – он покачал головой, нахмурился. – Она была беременна. Двойней. Два мальчика. Дети приняли на себя весь удар и тем спасли её. Один плод погиб, второй едва выжил, родился раньше срока с серьёзными отклонениями. Его спасли только чудо и медики из военного госпиталя. А ей хоть бы что, – с досадой закончил Максвелл.Жаль, что я оставила фляжку в Подразделении. Мне не помешал бы глоток. О чём думала эта женщина? Как ей удалось пробраться так далеко? Как она с этим теперь живёт? У меня в голове роилась бездна вопросов, и я плевать хотела на этику, если ответы на них способны расставить всё по местам.– С ней можно поговорить?– Я думаю, это бесполезно. Она не в себе. Она и тогда была не в себе.Согласна – будучи в здравом уме ни один человек не подойдёт к океану и уж тем более не дотронется до воды.– Может, у неё был врождённый иммунитет? – Максвелл замолчал, и мне показалось, что он пожалел, что выболтал эти сведения. Я легко дотронулась до его локтя. – Иен, я хочу знать больше. Это может помочь нам.– Обратись к Браунингу. Думаю, в интересах следствия – если это действительно каким-то образом может на него повлиять, в чём я не уверен – он расскажет тебе больше. Это была его мать.Не может быть. Изумившись, я прикрыла рот ладонью, вспомнила Браунинга, выходящим из аптеки.– Но он… он выглядит абсолютно нормальным!– Да. Сейчас да, но раньше всё было не так, – Максвелл тяжело вздохнул. – Я служил тогда с его отцом. Всё это было у меня на глазах… Врагу не пожелаешь. Врождённого иммунитета у неё не было, насколько мне известно, а вот у Дэмиана есть. Но цена за него слишком высока, не правда ли?Цена была безмерно высока. Когда Максвелл уступил моим просьбам и отдал мне руль, я, дождавшись, пока он уснёт, воспользовалась его паролем для входа в систему и открыла досье Браунинга. Я понимала, что поступаю мерзко, но меня было не остановить. Я хотела знать.Биография, характеристики, параметры, особые отметки – передо мной открылся целый ворох документации. Личное дело с фотографией в левом верхнем углу. Худое чуть вытянутое лицо с острыми скулами и внимательным, цепким взглядом – фотография была сделана пять лет назад, во время оформления на должность. У меня тоже есть такая, правда, щёки у меня были по-детски пухлыми.«Высокая самоорганизованность, умение руководить людьми, нестандартное мышление, способность работать с большими массивами информации, не прибегая к вычислительной технике. Уровень квалификации подтверждён тестами IP-11, 12,14. LP-22, 23, 24». Высокий уровень. Я бы сказала, один из самых высоких во всём Отделе по всему континенту.Физические параметры я прочла по диагонали, в них не было ничего необычного. Наткнувшись на «особые отметки», задержалась на них.«Вследствие попытки суицида матери во время беременности: шестипалость, тяжёлый порок сердца, хейлосхизис, аномальное развитие некоторых участков головного мозга. Был успешно прооперирован на базе военного госпиталя». К досье прилагались медицинские протоколы: я нашла информацию об искусственном сердечном клапане, об операции на мозге, о частичном параличе, протоколы реабилитации».«Класс здоровья С», «Физиологическая особенность – без явных особенностей», даже удивительно. Он выглядит абсолютно нормальным. Военные медики умеют творить чудеса, не зря об этом шепчутся.«Эмоционально стабилен». Ещё более удивительно после всего, что он пережил. Мои проблемы вдруг показались мне ничтожными.Я ехала по прямой, держа коммуникатор у руля. Освещение здесь давно кануло в лету, фонарные столбы были выдраны с фундаментом стихией или их подточило время, самые стойкие сгибались вдоль дороги, словно изуродованные войной стражи, небо впереди было плотным, синим и звёздным. Ходовые фонари рассекали ночную тьму далеко вперёд, я гнала, стараясь держать не меньше семидесяти миль в час, пока позволяла дорога. Воображение, подкреплённое свежими, пугающими фактами, играло со мной – мне казалось, что за нами гонятся, что свет фар вылавливает из темноты женскую фигуру в мокром платье и с белым, пустым, как бумага лицом. Порой я вздрагивала, замечая чёрные, змеящиеся мотки проводов, в которых давно не было электричества; вздрагивала, улавливая боковым зрением белые, высохшие и ломкие, гладкие как рога докатастрофного животного, корни деревьев, удивляясь тому, что здесь ещё что-то жило и росло. Что природа, лежащая за пределами Чистой зоны, смирилась с Сильвой и жила с ней бок о бок. Почему же у нас никак не выходит? Я проехала под табличкой «Промежуточная зона». Началась самая длинная часть нашего пути.Где-то зашумело. Я отложила коммуникатор и крепче сжала руль. В ночном небе блеснул красный фонарь, загрохотали лопасти вертолёта – я, чуть согнувшись над рулём, посмотрела наверх. Патрульный вертолёт летел прямо на нас, планируя, словно птица над добычей. Яркий свет фонаря из-под его днища осветил салон и кузов – пилот наверняка пытался разглядеть эмблему на капоте.– Мудак. – Я сощурилась и сбросила скорость. Он летел так низко, что казалось, заденет крышу брюхом. Покрасовавшись, пилот резко взял вверх, и мир вокруг снова погрузился во тьму. У меня перед глазами плыли белые пятна. Машину тряхнуло – мы выехали на дерьмовую дорогу. Эту часть пути я помнила плохо, отметка на карте показывала, что где-то здесь будет первый электронный блокпост – первая вешка на пути к Мёртвой зоне.– Внимание. Вы движетесь к опасной зоне. Внимание. Вы движетесь к опасной зоне, – коммуникатор поймал закольцованное сообщение и наполнил салон тревожным механическим голосом. Мне стало дурно, захотелось бросить руль. Максвелл спал, как убитый, будто назло.– Иен.Я потрогала его за плечо.– Иен!– Что? А? Который час?Он встрепенулся, потёр помятое лицо, взглянул на меня, потом в окна. Мы стояли посреди гравийной дороги, мотор внедорожника мерно и тихо урчал. Эхо вертолета грохотало у меня в ушах и сердце скакало где-то в горле. Паническая атака.– Я больше не могу ехать, прости.– Ложись, спи. – Максвелл, не задавая вопросов, приподнялся на сиденье, подождал, пока я переползу под его рукой на пассажирское, еле протиснулся за руль. Выходить было нельзя, иначе принесём заразу в салон. Ехать пять часов в респираторе никому не улыбалось.Я закрыла глаза и, прежде чем провалиться в сон, увидела перед собой чёрно-белый, расплывчатый оттиск – фото Дэмиана из его личного дела.