Вздохнув, я поплелась на кухню, чтобы заварить себе чай. Домашние вечера часто угнетали меня: в голову лезли дурные мысли и воспоминания, и самоедством в это время я занималась с удвоенным рвением. Мысль напроситься в ночное дежурство я откинула, тогда я точно не восстановлю биоритмы без снотворного.По столу зажужжал коммуникатор. Я открыла сообщение. «Я могу тебе позвонить?» – осторожно и вкрадчиво, словно боясь разбудить. Это был Дэмиан. Я не ответила. Запаниковала.
В сети была Нэлл Мартин, и я, повинуясь острому чувству тревоги, набрала ей сообщение. Сообщение, о котором в последствии точно буду жалеть.«Я сделала нечто ужасное. Привет».Звонок по видеосвязи не заставил себя ждать.– Привет. У меня как раз отменился клиент, – она улыбнулась и хитро повела бровями, намекая на то, что мне очень повезло получить консультацию прямо здесь и сейчас. Я едва заметно скривилась. Не люблю, когда кто-то набивает себе цену. – Рассказывай.Рассказывать мне уже не хотелось, но назад пути не было – я встала на скользкую дорожку, упала на задницу и покатилась под горочку.– Я прочла чужое личное дело без разрешения. Несанкционированно, – без упоминания имён, только суть.– У тебя проблемы на работе из-за этого? – Нэлл насторожилась, зная, как много значит для меня моя должность.– Нет. У меня проблемы с совестью. Я чувствую себя ужасно, будто…– … залезла в чужой ящик с нижним бельём?– Похоже на то.У меня кровь прилила к щекам – хорошо, что Нэлл не могла этого видеть Я почувствовала себя ужасно глупо. Может, Браунинг и вовсе бы не узнал об этом, а я снова развела целую трагикомедию. Моя патологическая прямолинейность вкупе с такой же патологической честностью делали мою жизнь невыносимой. А, может, открой я «ящик» той же Левицки или Уилсона, я бы так не мучилась, и дело в Браунинге?– Этот человек для тебя важен? – Нэлл снова будто прочла мои мысли. Я отвернула взгляд от монитора.– Это сложный вопрос.– По десятибальной шкале.– Нэлл, это не то…Не то. А что тогда то? К паршивому чувству вины прибавилось чувство стыда – я словно бы откатилась к своему пятнадцатилетию, когда вихри эмоций, приправленные гормональными всплесками, безоговорочно преобладали над простой логикой. Я не могла обозначить словами то, что чувствую, и поэтому не могла сама себе в своих чувствах признаться. Интерес? Благодарность за поддержку и участие? Сочувствие? Влечение?– Знаешь, что я думаю. Если бы отношения с этим человеком не были бы важны для тебя, ты бы мне не позвонила.– Просто я не хочу, чтобы он думал обо мне невесть что.– Тогда, может, есть смысл спросить его самого, что он думает об этом? Это ведь мужчина, верно?– Спасибо, Нэлл. Ты очень помогла.Я обрубила связь, ненавидя сама себя. Нэлл потом выскажет мне за внезапный саботаж сеанса, но это волновало меня куда меньше. Ромашковый чай остыл, превратившись в мерзкое горькое пойло. Я выплеснула его в раковину. Написала Браунингу «можно». Постаралась ни о чём не думать, просто не думать. Звонок не вставил себя ждать. Стоило записать его номер, чтобы набор незнакомых цифр не пугал меня. Я ведь не думала, что он начнёт звонить мне так часто…– Привет, Флоренс. Ты как после поездки?Я прокашлялась. Его голос щекотно коснулся слуха, оказавшись неожиданно приятным.– Изрядно потрёпана, но жива, – криво ухмыльнулась я, стараясь проглотить ком, колючим ежом застрявший в горле. Снова занервничала.– Хорошо. Ты так долго не отвечала, что я уже начал подозревать обратное, – я услышала, как он улыбнулся и почему-то отчётливо ощутила горький привкус ромашки на языке. – Я сейчас недалеко от твоего дома. Ты можешь спуститься, хочу кое-что показать тебе.– Это кое-что до завтра не терпит? – спросила я нарочито усталым и безразличным голосом. Так я старалась скрыть свою нервозность, прежде всего от себя самой.– Мне удалось вытащить обе фотки с базы, которые ты отправила мне…– Секунду! Спускаюсь.С этого и стоило начинать – предупредительность Браунинга сегодня сыграла ему не на пользу.