Лучше одна дуэль с Кшиштофом - с непонятным исходом, чем
подставлять земляков, коллег, соседей и... И Ясю с ее удивительным
дедом. Что там - на шпагах? На канделябрах? На пистолетах? Да хоть
и на кулаках, плевать. Даже если ему магией разрешат пользоваться -
тоже плевать. Воплощу имаго - и прикончу его, а там пусть хоть в
поликлинику забирают, на опыты.
- А я говорю - тебя никто не спрашивает! - сверкнул глазами Иван
Иванович, как настоящая большая шишка. - Ты будешь аристократом. Но
челобитную о пересмотре дела кто-то из Рюриковичей увидит не
раньше, чем через пару недель, так что...
- Я это... - Вишневецкий как-то неуверенно покряхтел, почесал
свою шевелюру, повертел головой растерянно, а потом внезапно глянул
мне прямо в глаза, вдруг встал с места, и его фигура как будто
увеличилась в размерах, заполнив собой всю комнату, а голос
загрохотал громче целого духового оркестра. - Я, Иеремия
Корибут-Вишневецкий, Божьей милостью князь крови из рода Гедимина,
светлейший князь Государства Российского, суверенный принц
Священной империи людей, за отвагу и храбрость, проявленную при
защите моего дома и чести моей внучки, посвящаю тебя, достойный и
праведный муж Георгий, в рыцари, и дарую тебе имение Горынь, что
недалече от града Вышемира, двадцать гектар земли и усадьбу, и
деревню, и всякую тварь, там проживающую. На колени, рыцарь!
И я, черт бы меня побрал, ляпнулся на колени, совершенно не
понимая, что происходит.
- Меч! - прогремел Вишневецкий.
Яся сунула ему в руки кухонный нож, и старик по очереди приложил
его к моим плечам, а потом ка-а-ак влупил мне пощечину, у меня аж
искры из глаз посыпались! После этого он поднял меня за грудки на
уровень своего лица, поцеловал в обе щеки и сказал:
- Встань, рыцарь. Поздравляю, ты в дерьме.
И сел на свое место.
- Ни-хе-ра себе! - сказал Рикович. - Нихера себе. Нет, ну...
Нихера себе...
Сыскарь переводил взгляд с меня на Иеремию Михайловича и
обратно, и был явно растерян таким неожиданным поворотом. Я
вообще-то тоже.
- Внуча, - задумчиво пробормотал Вишневецкий. - А можешь мне
дать сыру? Нет, нет, не маленький кусочек. Дай весь, а?
Он взял из рук Ядвиги четверть круга сыра, понюхал его, лизнул
языком, а потом откусил огромный кусок и расплылся в счастливой
улыбке.
- "Маасдам", - сказал он. - Люблю "маасдам". Я пойду катку
сыграю, хорошо, внуча? Чаю ещё сделай мне, ладно? А то я как сыру
поем, в горле пересыхает.