Девицы, не сговариваясь, резко махнули головами. В глазах такой
огонек зажегся, что не по себе становится. Сестрички явно «созрели»
для дела.
- Пока салон будет открываться, у вас будет особое задание.
Нужно будет осторожно пустить слух о новомодной новинке из Парижа
или лучше Мадрида – кружевных панталончиках и особом маленьком
поддерживающем корсете. Будете говорить, что такие предметы туалета
шьют себе самые знатные дамы при испанском королевском дворе.
Запомните, это сшито по заграничным лекалам и только для очень
знатных дам…
На него явно нашло вдохновение, и еще где-то около часа он
подробно рассказывал обо всех уловках и секретах ненавязчивой
рекламы. И пусть многое им будет непонятно, но усвоенное точно
станет откровением. Обе девицы хваткие, напористые, и, главное,
отчаянно жаждут денег и замуж. Ради своей мечты они весь мир
перевернут, и не один раз. Словом, лучшие люди для этого дела.
- Мы тогда пойдем? – судя по горящим глазам, они горели желанием
обсудить все эти новости. И получив кивок Александра, быстро
покинули столовую.
- Ну, вроде бы все устаканилось, - с облегчением выдохнул он,
оставшись один. – Теперь осталось лишь придерживаться плана, и все
будет хорошо.
С этой успокаивающей мыслью Пушкин с аппетитом и закончил свой
завтрак. Кофе, правда, уже остыло, но зато омлет оказался просто
божественным.
- Все будет хорошо…
С чувством сытости вновь вернулась тревога. А получится ли у
него все, что было задумано? Смогут ли они выбраться из этой
финансовой ямы? И не сделал ли он, в конце концов, лишь хуже своим
появлением здесь? Вдруг, Пушкину, настоящему Пушкину, было,
действительно, суждено умереть, а он сделал лишь хуже?
- Вдруг…
Погрузился в размышления, заново оценивая все свои действия
последнего времени. И, честно говоря, выходило не очень. С одной
стороны, в личине Пушкина он очень живо начал, буквально заново
перекраивая прежнюю жизнь поэта. Довольно много добился, укрепляя
положение семейства Пушкины. С другой стороны, все его усилия
привели к тому, что он начал превращаться в самого настоящего
торгаша!
- Черт, и правда ведь! Был великий русский поэт, а стал торгаш,
готовый удавиться за лишний грош. Позор.
И такое мерзкое чувство появилось внутри него, что даже
подташнивать стало. Очень погано.
- Считай, в самую душу плюнул… в душу тысяч и тысячи тех, кто
придет после меня, после нас всех… Был властитель дум, а стал
властитель кошелька. Какой же я молодец, б…ь. Не-ет, нет, так
нельзя. Так не правильно. Слышишь, Ваня?! – впервые за эти дни он
назвал себя по имени из своего будущего. – Нельзя так. Ты Пушкин, а
не какой-то барыга, мечтающий об очередном миллионе. Понимаешь? Ты
не барыга! Не барыга!