.
V. Позицию Я. И. Ростовцева хорошо характеризуют его же слова: «Что нам за дело до личностей (имеется в виду А. И. Герцен. – О. А.)? Кто бы ни сказал полезное, мы должны воспользоваться»>215.
По отмеченным показателям Н. Н. Обручева, безусловно, можно отнести к либеральной бюрократии, но условность определяющего прилагательного «либеральная», как бы оттеняющего существительное «бюрократия» и придающего ему несвойственные оттенки, заставляет меня использовать вместо него термин «бюрократы-реформаторы», который, как мне кажется, снимает необходимость проводить черту между либеральными настроениями военного или гражданского чиновника-профессионала, верного присяге, и убеждениями разрушителей Русского государства. Правда, сторонники реформирования Империи подозревались в либерализме как «справа», так и «слева». Впрочем, разница, конечно, была: правые упрекали за то, чего не было, левые верили в то, чего не могло быть. Одни не прощали реформаторов за слухи, другие – за их необоснованность. Д. А. Милютин вспоминал о судьбе этих людей: «Репутация „красного“ была непреодолимою преградою на служебном пути… Сколько других людей, дельных, даровитых, было таким же образом потеряно для службы»>216.
Это был рецидив предшествующего правления. Генерал-адъютант граф П. Х. Граббе отметил в своем дневнике 1 (13) марта 1859 года: «В последней повести в „Современнике“ И. Тургенева, не лучшей из них, попалось мне выражение очень меткое, о роде ощущений почти всех даровитых людей в прошлое тридцатилетие от 1825 года: „Мы жили, чтобы уцелеть“. И сколько их не уцелело! Одни и многие погибли совсем, другие скрыли, как преступление, лучшие дары свои и помыслы»>217. Тем, кто после этого начал открывать свои мысли и дарования первыми, пришлось несладко.
Именно в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов Обручев получил репутацию стойкого либерала, «красного», которая отразилась на его карьере. Уже в ХХ веке, с легкой руки М. К. Лемке, некритически воспринявшего слова А. А. Слепцова>218, эта репутация способствовала рождению легенды о близости Н. Н. Обручева к организации печатания номеров «Великорусса», о демонстративном отказе подавлять мятеж в Литве и т. д. Считаю необходимым задержаться и рассмотреть этот период жизни Обручева, который я назвал бы легендарным