…я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены…
Впрочем, и лето его не радовало:
Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет…
И только осень возбуждала в нем чувства прекрасного, так ярко врывающиеся в его поэтическое дарование:
И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят – я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн…
Неволя раздражала Пушкина. Временами он беспричинно ссорился с тригорскими девицами, то снова мирился, ухаживая за кем-нибудь из них. К удивлению отца Шкоды, Пушкин заказал панихиду по боярину Георгию. То была годовщина смерти Байрона. Мысль о побеге не оставляла его, он даже заказал дорожные чемоданы и просил приятелей найти для него пятнадцать тысяч денег на дорогу. Наконец, он вцепился в свой аневризм. С этой идеей он решил обратиться к царю с письмом через своего приятеля В. А. Жуковского. Ответ пришел неутешительный. Царь посоветовал больному лечиться в Пскове. В отчаянии он написал еще одно письмо, но теперь Жуковскому, в надежде, что его содержание дойдет и до царя:
«Неожиданная милость Его Величества тронула меня несказанно… Я справился о псковских операторах. Мне указали на некоторого Всеволожского, очень искусного по ветеринарной части и известного в ученом мире по своей книге об лечении лошадей. Несмотря на все это, я решился остаться в Михайловском, тем не менее, чувствуя отеческую снисходительность Его Величества. Боюсь, чтобы медленность мою пользоваться монаршей милостью не почли за небрежение или возмутительное упрямство…»
Ему показались все эти попытки нереальными и даже смешными. В письме другу своему Антону Дельвигу он пишет: «…Идет ли история Карамзина? Где он остановился? Не на избрании ли Романовых? Неблагодарные!.. Шесть Пушкиных подписали избирательную грамоту, да двое руку приложили за неумением писать… А я, грамотный потомок их, что я, где я?..»
Жуковский, который очень любил Пушкина, писал ему в ответ, пытаясь успокоить его буйные порывы: