- Я тебе больше скажу князь Федор. Даже если мы его
казним, самозванцев нам не избежать. Сам ведь знаешь что истинный
царевич Дмитрий еще в детстве погиб. Однако покойника мало того что
ухитрились царем выбрать, так еще и снова убили. После чего Марина
не постеснялась от дважды покойного сына родить. А потому мы сей
казнью только грех лишний на душу возьмем, а пользы не будет
никакой. Что же до яда, то доподлинно известно, что яд сей
латинские монахи, бывшие при Марине, изготовили и грамоту тайно
отравили. Она же обо всем этом не ведала по своей бабьей глупой
природе, а сын ее и вовсе к тому причастен быть не может по
малолетству.
Мстиславский и прочие бояре выслушали меня со всем
вниманием и, порадовавшись про себя, что я не сказал прямо, что и
выбирали и убивали покойника именно они, согласились со всеми моими
доводами. Единственно в чем они уперлись это в определении казни
Заруцкому. Как не возражал я против сажания на кол, именно это
пришлось испытать атаману. Впрочем я приказал ОˊКонору дать ему
яду.
На другой день в грановитой палате кремля состоялся
первый в мое царствование торжественный прием иноземных послов. Как
выяснилось помимо шведского посланника Георга Брюно, прибыл еще и
гонец от короля Речи Посполитой Сигизмунда. Гонец, конечно не
посол, но почему бы и нет?
Встречу устроили максимально торжественно, Мое
величество в полном царском облачении, которое я успел
возненавидеть, чинно восседало на троне. Как ни странно, ни
державы, ни скипетра в руки мне не дали, видимо обычая такое еще
нет. За спиной моей стояло целых шесть рынд в белых кафтанах и с
серебряными топориками. Одним из них, кстати сказать, был юный Миша
Романов. Еще перед походом на Коломну я намекнул его дяде Ивану
Никитичу, что пора бы молодцу и послужить. Ну, а поскольку
принадлежал он к старинному московскому боярству, то начинать ему
службу менее как стольником и царским рындой было неприлично.
Надеюсь, он мне свой топор на спину не уронит.
Бояре в парадных ферязях и высоких горлатных шапках
стояли по краям палаты, в соответствии со своей знатностью. За ними
теснились окольничие и дворяне. Два думных дьяка заняли позицию
перед троном, один должен будет вести протокол, и уже чинил перья,
как будто не имел времени сделать это раньше. Второму полагалось
переводить речь посла.