– Твоей? – зло усмехается та. – Ты, дрянь такая, думаешь, я тебе позволю позорить семью, память о матери позорить, после того, что ты учудила? Выписали мы тебя, Анька, всё по закону, так что ступай, куда шла!
Дверь приоткрывается чуть шире, и тётка выставляет на лестничную клетку старенький чемодан.
– Я тут тебе собрала что получше. На первое время хватит, а там… хочешь к Виталику иди, хочешь на панель… Сюда, главное, не приходи. Здесь теперь Светочка с мужем живёт. Повезло, что они в отпуске, а я цветы полить приехала да заночевала… Позор-то какой! Мы думали, тебе совести хватит исчезнуть молча, так нет…
– Это моя квартира, – упрямо говорю ей, вытирая слёзы.
– Уже нет. Светочке рожать скоро, о сестре подумай, убогая. Ей как людям в глаза смотреть, что ты из тюрьмы вышла и молодой семье жизни не даёшь? Мужу она что, по-твоему, сказать должна?
– Это моя квартира… – слабо отбиваюсь я. – Вы не имеете права…
– Да кто тебя, зэчка, слушать станет? – она вздыхает, тянется куда-то и протягивает мне выписку из домовой книги, где чёрным по белому говорится, что…
Я действительно здесь больше не прописана. Выписана. Незаконно. Но прямо сейчас у меня нет ни сил, ни желания разбираться в этом безобразии. И тем более учинять скандал.
Особенно, когда тётка шипит сквозь стиснутые зубы:
– Убирайся, Анька, подобру-поздорову! А то ж я и соседей кликнуть могу! Здесь все знают, что ты за тварь, якшаться не станут, убьют до смерти, и поминай как звали…
Дверь хлопает прямо перед моим носом, и я снова погружаюсь в темноту южной ночи. Хочется взвыть от боли, от несправедливости. А ещё больше – рассмеяться от души. Но я забыла, как это делается.
Со своей котомкой и чемоданом наперевес, размазывая по лицу слёзы, спускаюсь по лестнице, раздумывая, как поступить дальше.
Не так я, конечно, планировала. Словно планировала, – зудит в голове противный голосок. Абсолютно правильно зудит. Я никогда не задумывалась над тем, что будет после.
До я просто знала, что иначе не получится. Когда принимаешь самое тяжёлое решение в своей жизни, ещё как-то пытаешься взвешивать все его стороны. Приняв его, становится одномоментно всё равно. А претворив его в жизнь, мечтаешь уже лишь об одном. Поскорее окончить этот путь, ведь к этому моменту обувь твоя становится просто неподъёмной. Но никто и не обещал, что будет просто, так ведь?