Другой в контексте этой риторики выступил как оправданный самой своей инаковостью. Тем самым индивидуальная свобода каждого (как Другого для всех) стала превращаться в безусловную, ничем не ограниченную ценность. Содержание свободы каждого как Другого перестало соотносится с социальными, культурными и экономическими ограничениями, оно определилось как самодостаточное в своей субъективности, а выражением этой субъективности в обществе потребления выступило желание.
Именно в контексте безусловной значимости индивида мир превращается в виртуальную, конструируемую субъектом реальность, а любые ограничения свободы этого конструирования трактуются и воспринимаются не как реальность, а как выражение чьих-то властных притязаний на самодостаточность свободы каждого другого. В этом мире абсолютной самодостаточности каждого Другого реальный Другой, который мог бы ограничить притязания каждого (как абсолютно самодостаточного Другого) и встречи с которым жаждали «иные», «изгои» тоталитарных социумов, перестает существовать.
Если социалистические режимы, как будет показано ниже, не испытывали необходимости устранить дисбаланс идеологии и режима, то например, либеральные партии современной Европы вынуждены после прихода к власти сохранять такие социальные институты, как государственное пенсионное обеспечение, защита труда, пособия по безработице и т. п., несмотря на то, что концепция свободы, которую они при этом вынуждено не доводят до логического конца, подразумевает, что человек несет за себя ответственность исключительно сам.
Дальше мы покажем, как в различных идеологиях и режимах (в первую очередь тоталитарных) ХХ века происходит трансформация идеалов либерализма, как происходила абсолютизация одного из принципов, регулирующих социальные отношения (равенство, братство или свобода), ради реализации которого в качестве основного принципа социальной идентичности в тоталитарных обществах приносятся в жертву все ограничивающие эту реализацию социальные и моральные нормы, а также экзистенциально-личностная идентичность человека. В тоталитарных социальных режимах ХХ века, в которых свобода индивида безусловно жертвовалась ради декларируемого блага социума, необходимость реализации утопического социального идеала выдвигалась в качестве оправдания для насильственного устранения всех ее ограничений.