квартирой.
Не могло. Он упрямо затряс головой, пытаясь стряхнуть жуткое наваждение, в глубине души лелея призрачную надежду, что вот сейчас он проснётся, откроет глаза – и вся эта грязь, мразь, вонь и дрянь, весь этот ужас, ужас бесконечного сна развеется, словно утренний туман под лучами раннего солнца.
Сон… если это сон, то какова же явь? Что он увидит, когда, пробудившись, откроет глаза?
Он знал: всё тот же обшарпанный подъезд со свастиками, нецензурщиной и идиотски-примитивной живописью на стенах, всю ту же сырую промозглость и серую безысходность окружающего его мира.
Он сел на ступеньку, достал купленную по дороге пачку «Пегаса» и закурил.
Те два-три часа, что он блуждал по городу в поисках пристанища, принесли ему ещё одно откровение, пролившее скудный свет на его личность.
Он «вспомнил», что не был в родных краях уже три года. Три года назад он покинул дом и жену и подался на заработки, так как город достойного дохода ему обеспечить не мог. Исколесил низовья Енисея в составе геологической партии, какое-то время проработал на строительстве нефтеперерабатывающего завода в крупном промышленном центре Сибири (в каком именно, он так и не вспомнил); потом золотые прииски, лесосплав… Смутно вспомнилось о какой-то пьяной драке, полученном им ножевом ранении, больничной палате, белых халатах врачей…
Да, память сыграла с ним дикую шутку… Эдакий выкинула фортель, что хоть волком вой.
Он попытался сопоставить обрывки скудных фактов, и чего не смогла восстановить его память, то он восполнил, прибегнув к силе логики и доводам рассудка. В голове начала выстраиваться смутная, нечёткая логическая цепочка: пьяная драка, удар ножом, больница, боль в боку и затылке, практически полная потеря памяти… Видать, хорошо ему досталось тогда, во время той злополучной драки! Память отшибло, можно сказать, напрочь.
Ладно, с этим он как-нибудь разберётся. Что было, то прошло, в конце концов, прошлого уже не вернёшь. Его сейчас беспокоило другое.
Он совершенно не помнил свою жену. Даже представления не имел, какая она. Клавдия… Это имя ничего, абсолютно ничего ему не говорило, не вызывало ни единого отзвука в его сердце. Сплошная пустота…
Выкурив третью сигарету, он поднялся и, поборов неуверенность, толкнул дверь квартиры под номером тридцать восемь.