Дверь оказалась незапертой.
* * *
В нос шибануло чем-то прокисшим и вонючим. Воздух был спёртым и тяжёлым, словно помещение не проветривалось годами. На полу полутёмной прихожей, среди телогреек, рваных сапог, кошачьего дерьма и пустых бутылок, кто-то протяжно храпел.
Перешагнув через спящего, он прошёл дальше по коридору и очутился на пороге единственной комнатушки, которая также, как и всё вокруг, тонула в сером полумраке.
В комнате было трое. Мужчина и женщина, оба в стельку пьяные, сидели прямо на полу (из мебели в комнате было только две табуретки и старенькая раскладушка) и пили водку. Ни закуски, ни посуды, ни даже стаканов здесь не было и в помине: водку пили из горла, передавая бутылку из рук в руки. Пили молча, сосредоточенно, словно совершая какое-то таинство.
Третий тип, ободранный старик в каком-то тряпье, в беспамятстве валялся на полу в луже собственной блевотины и мочи.
Из тех двоих на вошедшего никто глаз не поднял – настолько оба были увлечены поглощением спиртного. Но вот, наконец, бутылка опустела.
Женщина громко икнула и загоготала. Мужик, мотнув головой и выругавшись, облапил её и стал шарить у неё под юбкой. Она хихикнула и принялась игриво его отпихивать – правда, не слишком активно, а скорее так, для приличия.
– Клавка, дура, не ерепенься… – пыхтел он, потея.
И тут она увидела Петра. Мутный взгляд её медленно сфокусировался на незнакомце.
– А тебе, парень, чего? – заплетающимся языком прогнусавила она. – Ко мне, что ли? Что-то я тебя здесь раньше не видела.
Мужчина оторвался от своей подруги и уставился на Петра.
– В очередь, сукин сын, в очередь! – прорычал он. – Много вас здесь шляется!
– Водку принёс? – спросила Клавдия, обращаясь к Петру.
– А вот мы сейчас проверим! – Мужчина, шатаясь, двинулся на него…
Он вылетел из подъезда так, словно за ним гналась свора бешеных псов.
Сюда он больше не вернётся, это он знал наверняка.
И эта женщина – его жена?! Спившаяся потаскуха, пьянь подзаборная – допилась до того, что даже собственного мужа не признала! Правда, в комнатушке было темно, да и три года – срок немалый. За три года столько воды может утечь, что и собственное имя немудрено забыть.
Своё имя он помнил… вернее, «вспомнил». Как, впрочем, и имя жены. А вот саму её он видел впервые – здесь он готов был дать голову на отсечение. Совершенно чужая женщина, не вызывавшая ни единого проблеска в памяти. Клавдия… Пустой звук, полный вакуум, абсолютная амнезия.