А потом меня утянуло в портал, и мир за его пределами исчез, отрезанный пеленой тьмы.
...Очнулась я лежащей в сугробе, мягком, но ужасно холодном. Особенно замерзли руки, лишившиеся перчаток – я едва сумела ими пошевелить, когда попыталась принять сидячее положение. Поначалу я обрадовалась, решив, что по-прежнему нахожусь в лесу возле нашего Центра, но, оглядевшись, поняла, что поспешила с выводами.
Меня окружал густой смешанный лес; разлапистые ветви елей и голые сучья их соседей покрывали шапки снега, искрящегося в бледных лучах зимнего солнца. Стволы и корни деревьев тонули в высоких сугробах, один из которых приютил и мое окоченевшее тело, и всюду, куда падал взгляд, не наблюдалось и намека на цивилизацию. А еще это солнце... Разве на поляне у Центра, где все случилось, не царили сумерки? И даже если предположить, что странным порталом меня закинуло куда-то не слишком далеко от Стужинска, не могла же я проваляться здесь в отключке целую ночь и не замерзнуть насмерть?
Хотя вот руки я себе, похоже, малость отморозила.
Неуклюже выбравшись из сугроба на более-менее ровную поверхность, я натянула шапку пониже и сунула все еще лишенные чувствительности ладони в карманы пуховика. Еще раз огляделась, на этот раз – с опаской и подозрением, высматривая инопланетный звездолет, который вполне мог приземлиться где-нибудь поблизости. Однако заметила лишь торчащий из снега в десятке шагов от меня какой-то крупный металлический предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся разбитым прожектором. Других знакомых вещей рядом не обнаружилось: должно быть, их унесло туда же, куда и корабль жутких пришельцев. А ведь наверняка именно они открыли этот портал – только вот, похоже, что-то пошло не так...
Господи, как хорошо, что отца не успело засосать в эту межпространственную дыру! Успела ли я его хоть немного подлечить? Отчаянно хотелось верить, что да – и сейчас его жизни ничто не угрожает...
А моей? Что теперь будет со мной? И куда я все-таки, черт возьми, попала?
Пыхтя и периодически увязая в снегу, я миновала заметно поредевшие ряды молодых елочек и застыла на краю внезапно оборвавшегося холма. Там, внизу, за опушкой леса, простиралась самая настоящая ледяная пустыня, на горизонте упирающаяся в темную, тонущую в снежной дымке гряду зубчатых гор. Место одновременно завораживающее и жуткое – «белое безмолвие» во всей его равнодушной и смертоносной красе4.