– Он имел в виду Суд Божий?
– Нет, ваша светлость.
Герцог посмотрел на просвет тонкостенный бокал. «Жидковата в этих краях «кровь христова», – подумал он, глядя на розовый луч счета, проходящий сквозь вино в бокале.
– О каком же суде тогда идет речь?
– Он обещал пожаловаться самому президенту.
– Кому?! – удивился герцог. – Из каких же краев этот еретик?
– Он говорил, что родом из Нью-Йорка.
– Из Йорка? Он что – англичанин? – герцог выпил мутноватую жидкость. «Паршивое у них вино и отдает мышами», – подумал он.
– Его ересь не имеет границ, ваша светлость. Он утверждал, что жил в другом веке.
Вино сделало герцога добрее:
– Он, видимо, просто безумен. В чем еще обвинялся этот человек?
– Мы нашли в его доме Магический Круг, – очень медленно и внятно сказал монах.
В помутневшем взоре герцога впервые проснулся некоторый интерес:
– И что же вы сделали с этим кругом?
– Мы разбили его, ваша светлость, а осколки разбросали.
– Короля интересуют все обстоятельства этого дела, – в голосе герцога появился легкий, но вполне заметный нажим. – Мне хотелось бы взглянуть на остатки круга или хотя бы на то место, где он лежал.
– Мне очень жаль, но это невозможно, ваша светлость.
– У меня есть письмо, подписанное самим королем, – герцог протянул монаху бумажный сверток, – и такая же грамота от кардинала, – он достал второй сверток, но показать его не успел. Всем телом герцог внезапно качнулся вперед, едва не опрокинув тяжелый стол, затем медленно сполз на пол.
– Все кончено, входите, монсеньор, – сказал монах, распахивая двери.
Аббат вошел. Он постоял у окна, читая бумаги. Затем наклонился и закрыл глаза герцогу.
– Тебе не следовало вмешиваться в дела церкви, сын мой. Да простит Господь тебе свой прегрешения, – сказал аббат с печальным вздохом. Он повернулся к монаху и окликнул его. – Брат Альбино, составьте послание королю, в котором говорится, что его верный слуга скончался от чумы, не приходя в себя. О чем я очень сожалею.
***
Бертино лежал поперек седла, его лицо упиралось в чью-то голую ногу и при скачке каждый раз терлось о жесткую кожу всадника. Болела спина, седло давило в грудь и было тяжело дышать. Ступня всадника, обутая в плетеную сандалию, терялась в длинных густых волосах. Бертино пошевелил головой и почувствовал, что это его волосы. «Когда огни успели вырасти такие длинные», – подумал он.