Как и в других государствах средневековой Европы, при царском дворе область личного тесно переплеталась с политикой. Царицы получали множество петиций с просьбами разобраться не только в запутанных семейных делах, но и в делах государственных. По мере бюрократизации государства царица стала олицетворять более «мягкий» вариант политической власти, обеспечивающий доступ к трону, пишет Б. Энгель и указывает, что «поскольку социальные ценности частной жизни структурировали высокую политику, влияние на нее женщин элиты было весьма ощутимым» (42, с. 6). Таким образом, окончательно утвердив тот факт, что женщины составляли неотъемлемую часть политического строя Московии, современные западные исследования не только еще раз подчеркнули значение гендерных отношений в политике традиционного общества, но и позволили по-новому взглянуть на концепты публичного, частного и «власть» женщин (90, с. 367).
Историки отмечают, что женщины высших слоев общества обладали значительными властными полномочиями в своей сфере: вели дом, управляли поместьями в отсутствие мужа, организовывали браки (42, с. 7). Их быт коренным образом отличался от условий жизни не только простых крестьянок и мещанок, но и провинциального дворянства. Главной особенностью являлась практика изоляции боярских жен и дочерей, которые почти не покидали свой терем, выезжали в закрытых каретах всего лишь 2–3 раза в год и, кроме того, не должны были появляться в мужском обществе. Причины этого понятны – изоляция охраняла женскую честь как ценный товар на брачном рынке, поскольку семейные связи и браки служили основным инструментом в придворной политике. В данном случае практика изоляции женщин и сегрегации полов оказывалась средством укрепления политической системы (42, с. 5).
И хотя социальная изоляция женщины являлась институтом исключительно элитарным, строгие нормы предписанного поведения, ставившие во главу угла скромность, были обязательны для женщин всех слоев. Это должно было поддерживать развитую систему чести, которая занимала центральное место в иерархии социальных ценностей Московии. Как показала Н. Коллманн на материалах главным образом судебных документов16, в оскорблении чести наиболее заметны гендерные, а не социальные различия. В частности, компенсация за поругание чести жены была в два раза больше, чем за оскорбление ее мужа, а незамужней дочери – в четыре раза больше, чем ее отца. Так что женская честь была вполне ощутимой ценностью, и ее потерю семья воспринимала очень серьезно (90, с. 366).