. Первым итогом этих усилий стали учебник «История России. 1945–2007» и методическое пособие для учителей по периоду 1900–1945 гг., в которых, в частности, декларировался отказ от концепции тоталитаризма в пользу более «нейтральной» теории модернизации. Тогда же заговорили о необходимости принятии «мемориальных» законов, устанавливающих наказание за «неправильные» высказывания об истории Второй мировой войны и роли в ней СССР [Копосов, 2011, с. 228–255]. А в мае 2009 г. указом Д.А. Медведева была учреждена Комиссия по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России при президенте РФ, просуществовавшая до февраля 2012 г. Ее создание сопровождалось множеством спекуляций относительно ужесточения контроля государства над общественным дискурсом и исторической наукой, и можно сказать, что символический эффект оказался намного значительнее практических последствий (о деятельности комиссии см.: Нарышкин, 2011). Впрочем, как показал А. Миллер, «историческая политика» второй половины 2000-х годов имела спады и подъемы; в 2010 г. на фоне «перезагрузки» российско-американских отношений наметилась тенденция к «разрядке» напряженности в отношениях с некоторыми соседними странами [Миллер, 2012а, с. 342–350]. Свою лепту в этот процесс внесла трагедия с авиакатастрофой под Смоленском, в которой погибла польская официальная делегация, летевшая на мемориальное мероприятие в Катыни; открытая и искренняя реакция российской политической элиты на это событие способствовала продвижению двустороннего диалога о «трудном» прошлом. На этом фоне празднование 65-летия Победы в 2010 г. прошло гораздо спокойнее, чем в 2005 г. [см.: Kangaspuro, 2011]. Тем не менее разнонаправленность векторов символической политики России и ее ближайших соседей по-видимому еще долгое время будет провоцирующим фактором для российской «исторической политики».
Не менее сложной проблемой оказывается сопряжение символа Великой Победы с нарративом о советском прошлом: если относительно значимости первого существует более или менее устойчивый консенсус, то по поводу содержания второго имеет место борьба диаметрально противоположных позиций. Отражением этой проблемы являются бесконечные споры о включении в официальный канон коммеморации Победы фигуры И.В. Сталина. В то время как для коммунистов и части националистов кажется «странным», что «на официальных празднествах в честь Дня Победы… не только нельзя увидеть портретов Верховного главнокомандующего, но и услышать в его адрес хоть одно теплое слово» [Зюганов, 2008; ср. Сталинград… 2013], люди либеральных и демократических убеждений считают морально неприемлемым «публично восхвалять или пропагандировать Сталина» [Преодоление сталинизма, 2013, с. 14]. Выразив в начале 2000-х годов готовность частично «реабилитировать» советское прошлое, власть оказалась перед необходимостью реагировать на периодически возникающие запросы о возвращении в коммеморативный канон имени Сталина.