– Как тебе только в голову приходит, что Яап у тебя ворует? Ты что, действительно считаешь, что он на такое способен? – сказала я с непоколебимой верой в моего мужчину.
– Да ну, Асси? Ты так думаешь? Мужик – нищеброд, копейки в жизни не заработал, и вдруг видит перед собой кучи денег. Так ведь и начинают воровать, разве нет? – Вим излагал мне это, как школьный учитель ученице.
– Это бред, Яап – член семьи, – сказала я, по-прежнему изумляясь нашему разговору.
Мои слова только увеличивали раздражение Вима. Его недовольство перешло в ярость.
– Знаешь, Асси, я столько всего для тебя делаю. Я сделал так, что твой мужик на жизнь может зарабатывать, и сделал это ради тебя, потому что ты моя сестренка. А ты всего-навсего неблагодарная гребаная сопля! Слушая сюда, говорю единственный раз. Я не дам ему тут крысятничать. Он что, меня за идиота держит?!
Без какого-либо повода он называл Яапа вором. Он начал с предположений, а через пять предложений превратил их в факты. Но Яап не был вором, и я не собиралась молчать. Я рассвирепела и заорала:
– Яап не ворует у тебя! Как ты смеешь говорить такие вещи!
Я увидела, как потемнели глаза Вима. Он подошел поближе.
– Чего-чего? – спросил он угрожающе и приблизился ко мне вплотную. – Ты что, огрызаешься? Да ну? Предупреждаю, еще одна умная фраза… – и он поднял руку.
Я испугалась, что он ударит меня, и отпрянула.
– Вот то-то, – ухмыльнулся он. – Ты предупреждена. Еще раз разинешь на меня пасть – получишь свое.
Яап следил за сотрудниками, а Вим заставил меня следить за Яапом, причем без его ведома, и вбил таким образом клин между мной и моим партнером.
Начиная с этого момента я напрягалась каждый раз при виде Вима. Я нервничала в ожидании его появления. Его настроения были непредсказуемы – он мог быть мил и приветлив, а секунду спустя рассвирепеть. Я никогда не знала, чего от него ждать.
Я глубоко сожалела, что впустила его в свою жизнь, но при этом не могла себя в этом винить. В конце концов, что я о нем знала? До ареста я знала его как своего брата, но из-за разницы в возрасте не знала его как личность. Когда он угодил за решетку, мне было семнадцать, а когда через девять лет он вышел на свободу, я была матерью семейства с двумя детьми на руках. В течение этих лет его образ складывался у меня на основе тех редких позитивных моментов, когда он приходил мне на помощь. Но по-настоящему узнавать друг друга мы стали только сейчас.