– Деток? А что, много их у Прохора
было?
– Двое, – отвечает Митька. – Девочка
и мальчик. Близняшки. Оба сейчас в городе.
Интересно. Про сына Прохор не
говорил. А с другой стороны, я и не спрашивал. Зачем мне об этом
знать?
– Понятно. Спасибо, – задумчиво
говорю я, осматривая усадьбу. Никак не могу понять, почему в сарае
печь затопили. Указываю на него Митьке и спрашиваю: – А это
что?
– Кузнеца это дом. Деда Самсона. И
кузня это его.
Обращаю внимание на ширину ворот –
чтобы любая телега на ремонт проехала, и конскую привязь во дворе –
подковы менять. Теперь понятно, откуда дым. Это не сарай, а
кузница. И сейчас там кто-то работает.
Прохор говорил, что кузнец в деревне
давно состарился. Но в кузне кто-то есть. Мастер за работой? Или он
набрал учеников, как я Прохору приказывал?
– Пойдём тогда зайдём. Познакомимся,
– предлагаю я, распахиваю калитку и захожу во двор.
Подхожу ближе к ветхой сараюшке.
Изнутри он смотрится куда лучше, чем снаружи. Встаю на пороге.
Воздух в кузнице приятный, сухой, горячий. Жар, исходящий от горна,
наполняет его запахом раскалённого металла и нагретой древесины. Из
глубин помещения слышится мерное «дыхание» меха.
Заглядываю. В кузнице царит идеальный
порядок. Весь инструмент развешан и расставлен по своим местам,
сбоку от входа расположился большой пустой стол, а в углу, около
горна, громоздится массивная наковальня. На её отполированной до
блеска поверхности мерцает отражение пламени.
В дальней части кузницы на длинной
верёвке, качающей кузнечный мех, висит мальчонка лет десяти. Он
несуразно дрыгает ногами, пытаясь спуститься, и мех в конце концов
поддаётся. Верёвка опускает мальчонку вниз, по кузнице разносится
гулкий шуршащий звук: «ух-х!» и из открытой пасти горна вылетают
ярко-жёлтые искры.
Перед горном возится кузнец Самсон –
сухонький старик с щипцами и молотом.
Я удивлён. Как-то иначе я себе его
представлял – кузнеца на пенсии. Этот старик как будто не работал
молотом всю свою жизнь. У него нет ни широких плеч, ни сильных
рук.
Кожа Самсона смуглая, загорелая,
будто он запёк её до зажаристой корочки около кузнечной печи. Спина
сгорблена от тяжести лет, а руки испещрены глубокими, словно кора
дерева, морщинами.
Кузнец делает всё очень медленно.
Кладёт перед собой заготовку, поправляет, примеривается,
замахивается. Кажется, что даже молот идёт вниз как в замедленной
сьёмке.