«И есть вот это…» — подумал я, заглушив мотор. Это был
дореволюционный частный сектор. В будущем, откуда я прибыл, этого
места не останется, все эти обветшалые домишки, теснящиеся между
холмом, на вершине которого был тот самый парк ВДНХ, где мы снимали
наш новый клип, и берегом Киневы, благополучно снесут вместе с
частью этого самого холма. И возведут новый роскошный мост через
реку. Так что сейчас я, в очередной раз прикасался в каком-то
смысле к живой истории. Даже старый дебаркадер, который когда-то
был в Новокиневске вместо речного вокзала, все еще жив.
Ну и вайб тут тоже был особенный, я его еще с детства запомнил.
Приходилось пацаном вот с этого самого дебаркадера неоднократно
отправляться и в деревню к родственникам, и на майские шашлыки.
Даже ощущения и запахи тех лет сами собой в голове всколыхнулись.
Мне нравилось ездить на неповоротливой двухэтажной «Москве». Я все
время забирался на открытую верхнюю палубу, а мама все время
следила, чтобы я был тепло одет. «А ну намотай шарф как следует!
Простынешь же!» — «Мам, ну жарко же!» И простывал, конечно, как без
этого? А вот скоростная «Заря» мне категорически не нравилась. В
душном салоне меня тошнило, а наружу мне выходить не разрешали. А
еще в «Заре» все время были мутные окна…
«Надо бы машину помыть», — подумал я. Да уж, ассоциативный ряд
на мутные окна «Зари»!
— О чем задумался? — потормошил меня Бельфегор. — Пойдем уже,
нас дядя Женя ждет!
— Да так, детство вспомнил, — усмехнулся я. — Тебе какие
теплоходы больше нравились — «Москва» или «Заря»?
— Мне нравилась «Ракета»! — заявил Бельфегор. — На подводных
крыльях, вжууууу! Жалко только, что она редко ходила… Пойдем
уже!
Мы с рыжим выбрались из машины и почапали вдоль домиков. Да уж,
вайб тут и правда специфический. Как будто время в этом месте
остановилось. И не было никакой революции, никакого Советского
Союза, а потом его развала. Как поставили эти домики еще первые
поселенцы этих мест, так тут и живут. На лавке рядом с забором из
потемневших досок грелся на солнышке длиннобородый старик в сером
ватнике. А у его ног лежала большая мохнатая собака. Тоже седая.
Когда мы с ней поравнялись, она приоткрыла один глаз и тихонько
басовито гавкнула. И потом, сочтя, по всей видимости, свой собачий
долг выполненным, снова глаза закрыла. Дед улыбнулся нам беззубым
ртом и помахал рукой. За следующим забором, невысоким, из
штакетника, две пожилые мадамы пили чай за уличным столиком,
покрытом веселенькой клеенкой. Здесь даже время текло как-то
по-другому. И вообще возникало ощущение, что вот-вот провалишься в
яму во времени и окажешься в каком-нибудь одна тысяча восемьсот
лохматом году.