Черт, черт.
— Я подписал ту сделку ещё вчера, — вдруг признался я. — У меня больше нет причин оставаться здесь.
Мира отложила кусок мяса, который ела, неторопливо вытерла руки салфеткой, сделала глоток вина. Откинулась на спинку стула и внимательно на меня посмотрела. И под её изучающих взглядом я почувствовал себя не уютно. Что должно было случиться за пять лет, чтобы из юной студентки она превратилась в умеющую жалить женщину?
— Значит, ты уедешь?
— Да, — небольшая пауза. — Ты рада?
Она улыбнулась. Черт побери, улыбнулась! И мне хочется стереть её улыбку с лица. Хочется сделать ей больно. Мне абмурдно хочется, чтобы она скучала по мне. Чтобы страдала. Чтобы ей было так херово, как мне ночью, когда буду собираться на самолёт.
— Я рада, Бессонов. Очень рада. Я хочу больше никогда тебя не видеть. Не потому, что я ненавижу тебя, нет. Просто мне без тебя лучше.
А ведь все должно было быть иначе. Не так задумывалось. Задумывалось, как счастье, до конца дней своих, когда бы они не кончились. А теперь я скажу ей то, за что сам себя буду ненавидеть.
— Всё будет по другому, Мира. Я уйду из твоей жизни. Сегодня ночью, ближе к рассвету. Но при условии, что ты проведёшь эту ночь со мной.
Молчим. Смотрим друг на друга. И да, я ненавижу себя. Но все доводы рушатся, когда я понимаю, что не буду видеть её годами. Скорее всего, вообще никогда. Что однажды она выйдет замуж. Родит своему мужчине детей. Будет счастлива.
А я даже не мог целовать её в последний раз, на прощание. Тогда не смог, и сейчас упущу шанс. Пусть лучше мне будет стыдно. Пусть я буду мразью.
— Какая же ты сволочь, Тимофей, - качает головой она. — Я думала, хуже быть не может, но ты меня удивил.
Поднимается со стула, я оставляю деньги на столе и тоже выхожу. Гора аппетитного мяса, красное вино и хрусткие лепешки остаются почти нетронутыми. Я иду за ней и думаю, как быть, если она откажет. Украсть её? Забрать с собой?
Господи, ты дал ей всего себя, а она тебе изменяла. Изменяла, Бессонов! И ты все равно хочешь её в постель.
Хочу, сколько врать можно самому себе. В машине мы едем молча, я не задаю вопросов, хотя на языке у меня только один. Согласна она или нет. Въехав в город торможу, и все же поворачиваюсь к ней. Она смотрит вперёд, напряжённо и не отрываясь. Впереди ничего, только металлическая опора билборда и кусок стены.