Я ей тогда много наговорил лишнего, и не очень. Потом жалел о своих словах, конечно, но встречи больше не искал, да и чего искать, она уволилась, говорили, замуж вышла, уехала. Меня наверняка уже не помнит даже, а если и помнит, то вряд ли хорошим словом вспоминает. Мне тогда Белого нужно было в чувства приводить, а не любовь свою безответную лелеять.
Белый встал, вернулся к относительно нормальной жизни, а дальше все как-то само по себе пошло, поехало. Я сорвался, потерял контроль, тормозить некому было, в морду дать — тоже. И не будь тогда Кирюхи, черт знает, чем бы мой срыв закончился.
Маринка мне тогда на глаза в этом же клубе попалась, узнала, конечно, сразу, и отдалась тоже сразу. В тот же день, в машине, а потом еще несколько раз и не только в машине. Скот я, конечно, использовал девчонку просто, чтобы пар спустить, трахал ее, а представлял другую, мне недоступную.
— Ну Егор, — снова визг рядом с ухом.
— Потом, я сказал.
Чуть отстраняю Маринку, придерживая за талию, тянусь к бутылке пива, стоящей на столе, уже четвертой за вечер. Я вообще-то не любитель, но сегодня у нас день особенный — возвращение, чтоб его, в родные пенаты, где мне рады до усрачки, отец вон аж на говно от радости исходит, а я все никак в толк взять не могу, чего его клинит так.
Мое образование, однозначно, штука важная, но не повод рогами упираться, да и знает он прекрасно, что с моей головой, в общем-то, не важно, какой диплом у меня будет: наш местный или европейский.
— Ну пойдем сейчас, мне скучно, я танцевать хочу, — продолжает Маринка, и тянется ко мне губами своими ярко-алыми, и точно какой-то дрянью накаченными. Я ведь помню, они иначе выглядели, маленькие, аккуратные.
Она сейчас вообще какая-то размалеванная вся, выглядит вульгарно и старше, чем есть на самом деле. Не к лицу ей этот слой штукатурки, красивая же девка, нахрена себя уродует.
— Ты зачем себе губы надула? — не знаю, какого лешего вообще этим интересуюсь, видно, хмель в голову ударил.
— Красиво, — она пожимает плечами и кусает нижнюю губу.
— Что красивого в куриной жопе?
— Да пошел ты, — шипит, ерзает на моих бедрах, слезть пытается. Я не держу, не собираюсь задерживать, не люблю истерики и не люблю, когда меня посылают. Она пыхтит, слезает с меня, но не уходит, на диван перемещается.