— У нас здесь Швейцария. Твой отец больничку спецами и техникой нафаршировал. Блядь! — Он тоже сорвался и кулаки сжал.
Они с папой одного возраста, но дядь Толя еще в силе, только морщин прибавилось, а отец…
— У тебя что с лицом? — вдруг спросил он. — Проблемы? — попытался переключиться на привычное: решать, качать, договариваться.
Я отмахнулся. Неважно все это, теперь неважно.
— Где он? — хрипло спросил. Увидеть отца нужно. Дядя Толя указал на магнитную дверь. — Пойдем.
Медсестра открыла, и мы оказались в пустом стерильном коридоре. Мое тяжелое дыхание эхом от стен отражалось. Я сглотнул болезненный ком и в палату вошел. Было тихо, только аппарат пронзительно отбивал сердечный ритм. У постели сидела Влада.
— Максим! — тихо воскликнула и навстречу поднялась. На шею мне бросилась и заплакала. Мы были не одни, поэтому брезгливо оттолкнуть ее не мог.
— Дядь Толь…
Он понял без слов и вышел. Я отстранил от себя мачеху, скептически отнесясь к этому плачу Ярославны.
— Что с лицом? — попыталась погладить.
— Неважно, — обошел и на отца посмотрел. Игорь Барсов, реально барс, сильный и решительный, порой жесткий и… Как будто оболочка одна осталась, ни прежнего лидера, ни борца. Блядь!
— Он не приходил в себя.
— Уже шампанское собираешься открывать? — жестко бросил, не поворачиваясь.
— Максим, ну зачем ты так…
— Влада, — я все же посмотрел на нее, — не нужно со мной играть.
— Хорошо, — сказала и перевоплотилась из слезливой мачехи в стервозную особу, весьма неглупую, кстати. — Давай выйдем, поговорим.
Я сжал едва теплую ладонь отца и вышел. Наши с Владой взаимоотношения нельзя назвать теплыми и родственными, но папе об этом знать не нужно. Я все еще надеялся, что он выкарабкается.
— Шестнадцать лет прошло, — проговорила она, — сколько мы еще собачиться будем? Не чужие ведь.
— Ты мне дружбу предлагаешь? Или матерью стать хочешь? Не надо, у меня уже есть.
Она отбросила светлые волосы назад и подбородок вздернула.
— Я была хорошей женой Игорю много лет.
В это охотно верю. Если бы отец словил ее на измене, то «Владушка» не стояла бы передо мной в брендовых шмотках и бриллиантах, а в овраге лошадь доедала. Окей, не в овраге, но в однушке где-нибудь в Бибирево.
— У меня только с тобой было, — произнесла мягко и ко мне приблизилась. — Молодая была, дурная, кровь играла. Что нам теперь век друг друга ненавидеть?