‒ Добрались, ‒ произнес, наконец, Альт, ласково, словно увидел
родной дом.
Впереди светилась проплешина. Лес
уступал железным путям, на которых темнели составы тепловозов.
Миледи перестала петлять и все подряд
обнюхивать. Остановилась, пошевелила ушами, морда, казалось,
повеселела, и псина бросилась к рельсам. Видимо, Альт тут бывал
часто.
Не успел я ступить на «железку», как
счетчик Гейгера тихонько затренькал. Ржавые цистерны и вагоны
дышали радиацией, как костер – жаром. Точно пьяницы, мы с Альтом
брали то вправо, то влево, старались держаться как можно дальше от
фонящего металла. Прямой путь в Зоне ‒ редкость.
Некоторые вагоны выглядели на
удивление ново, словно только из цеха. Они светились изнутри где
ровно, где импульсами.
‒ Аномалии? ‒ спросил я.
‒ Советую внутрь не соваться.
‒ Отчего же, жалко?
‒ Тебя. Там и ловкачи сгорали, а ты –
калека-профан.
Я поставил в памяти зарубку:
доведется – разведаю. Как говорится, доверяй, но проверяй.
За маленькой рощей белело кирпичное
одноэтажное здание. Окна-арки закрывали катанные свинцовые листы,
переливавшиеся из красного в фиолетовый. Большие двустворчатые
двери тоже были из свинца, причем вычищенного до блеска. Видимо, их
постоянно мыли: занижали фон. Перед входом висела табличка: «Сложи
оружие и обтряси подошвы». У порога лежала решетка, об которую
предполагалось соскребать грязь с обуви. Мы потопали, пошаркали и
толкнули створки двери.
Обдало теплом, пахнуло куревом, потом
и спиртом. За спиной захлопнулись двери, зал станции погрузился в
сумрак. Помещение освещалось масляными фонарями и свечами. За
многое видавшими столиками сутуло стояли сталкеры: пили, ели, тихо
разговаривали и просто тяжело молчали. Все с оружием на плечах и в
комбинезонах: разных, но приспособленных под одно – добычу
артефактов. Я не заметил ни на ком противогаза, что удивляло, ведь
ЧАЭС совсем близко. Тем не менее народ здесь собрался серьезный,
опытный. Наверное, станция вымывалась не реже дверей, с радиацией
боролись неустанно, раз сталкеры не опасались вдыхать
неотфильтрованный воздух.
Я с радостью снял шлем, потер
одеревеневшую шею, стянул противогаз. Какое ж это блаженство:
содрать с лица липкую, грязную мерзлую шкуруи ощутить, как кожа
жадно задышала всеми порами! Освободил от перчаток руки, отер пот с
лица и лысины. Еще бы в баньку, и почувствовал бы себя
человеком.