Толкнул дверь, ступил на порог,
оглядел комнату. Если тут и были какие бумаги, они сгорели. Обшивка
стен и то не выдержала, обуглилась и покрылась жжеными дырами.
‒ Ничего, товарищ полковник, ‒ сказал
я.
Поиски продолжились.
Темнота изрядно поднадоела. Шарканье,
осторожное дыхание товарищей, мечущийся свет фонарей, беглые тени,
липнущий к потному лицу противогаз, неясные звуки, доносившиеся из
тьмы, неопределенность, ждавшая впереди – все раздражало, играло на
нервах. Еще немного, и воображение начнет рисовать новую
реальность. Сорвать бы с головы резину, вздохнуть глубоко, разбить
кулаками потолок и подставить лицо солнечному свету.
То ли от нехватки кислорода, то ли от
непрерывного напряжения разболелась голова. В висках стучали
бас-барабаны. Боль заглублялась, словно ее продавливали пальцем.
Распускала лапки-паутинки, намереваясь захватить весь мозг. В
шейных позвонках защекотало и вдруг как иглой всадило.
Я вскрикнул и чуть не выронил
автомат. В глазах помутнело. Казалось, вот-вот упаду. С большим
трудом поворочал головой. Левша стоял на коленях, обхватил голову
руками, открыл рот в беззвучном крике. Горбатый оперся о стену и
шатался. Полковник судорожно рвал зеленую упаковку.
Свет померк. Понесло назад, в
пропасть, бесконечную, как космос. Яркий свет звезд резал по
глазам, обжигал лицо. Я ударялся об острые грани лучей,
перевертывался, кружился, кружился…
‒ Эй, лейтенант? Островский!
Меня трясли, били по щекам, звали. Я
готов был поверить, что лежу в госпитале. На мягкой постели, в
уютной постели, под присмотром ласковой медсестры.
‒ Островский! Лыбится… На,
глотай.
Соленые, пахнущие резиной и порохом
пальцы просунули сквозь зубы гладкую пилюлю. Она забавно
перекатывалась во рту, и я заиграл с ней языком.
‒ Глотай, дурак, глотай!
Тяжелая оплеуха вернула зрение. Все
виделось дробленным и размытым, как стеклышки в фантаскопе. Я
зажмурил глаза, открыл, попытался разглядеть нависшего надо мной
человека. Услышал:
‒ Живой, это хорошо. Слышишь меня?
Слышишь. А что ж, сволочь, не глотаешь?
Я проглотил капсулу. Хотел протереть
глаза, но руки словно парализовало. Тень отшатнулась, завозилась в
стороне, еще кого-то приводила в чувство.
Мозаика складывалась в темный
туннель. Я лежал в луже воды. Попробовал пошевелить пальцами –
удачно. Через минуту получилось сесть.