Он хотел было идти, но Има удержала его.
— Зачем ты мне рассказал? — спросила она.
Она ничего не понимала. Ей казалось, что она сейчас расплачется.
Потому что… она думала, это все старшая горничная. Это старшая
горничная предательница, это она написала письмо, это из-за нее
плакала госпожа, это все…
…Янг.
Янг так легко и просто подставил и учителя, и мачеху. И
улыбается теперь. Чистой и невинной ангельской улыбкой мальчика,
которому идет белый бант на шее.
— Я не хотел быть один, — просто ответил Янг, — хотя ты можешь
сдать меня, имеешь право. Это уже ничего не изменит, только
испортит. И я все равно признаюсь… потом. Но… Твое решение.
— Вы же понимаете, юный господин…
— Определись уже. Янг, юный господин, вы, ты… Мы или только я?
Беги, у тебя еще есть шанс все рассказать!..
Има замерла.
— Я… не могу.
— Значит, ты моя сообщница.
Янг осмотрел ее критически, хмыкнул.
— Идем. Посмотришь, как я умею.
И подмигнул.
И Име нечего было возразить.
И Има сделала все, что могла. Она пошла смотреть.
Чтобы Янг больше не был один.
Потому что демоны знают, в какую компанию он в следующий раз
влезет с одиночества.
Оказавшись в цветущей степи, первым делом Янг придумал себе
блюдечко с манговым пудингом.
Пудинг дрожал в блюдечке. Успокоительное.
Вкусное.
Ненастоящее.
Хоть так.
Осознанное сновидение ради пудинга. Да уж. Из пушки по
воробьям.
Если повезет, хоть получится съесть его в одиночестве,
споко...
— Что ты с собой сделал? — устало спросил Дуду.
Ещё мгновение назад его не было — и вот он, Дуду, сидит на
плоском черном камне, невесть как появившемся среди бескрайней
степи.
Салатовая рубашка в ядовитых листьях стрелолиста, зеленый фрак,
расшитый длинноклювыми куликами, стрелки на болотного цвета брюках,
об которые можно порезаться, ботинки, в которые можно смотреться...
Янг заставил себя поднять голову. Поздно стыдиться.
У Чайду, как всегда, даже слишком смазливое для мужчины лицо,
светлые волосы, небрежно заколотые гребешком в россыпи речного
жемчуга.
Янг никак не мог посмотреть учителю в глаза.
Огромные.
Почти стрекозиные.
Нечеловеческие.
Здесь, во сне, все было нереальным. И одновременно — самым
настоящим, каким только может быть.
— Матушка не придет? — Янг сосредоточился на серебристом колечке
сережки в остром кончике уха учителя и попытался улыбнуться. — Она
очень сер...