Любовь от гроба - страница 111

Шрифт
Интервал


Он хотел было идти, но Има удержала его.

— Зачем ты мне рассказал? — спросила она.

Она ничего не понимала. Ей казалось, что она сейчас расплачется. Потому что… она думала, это все старшая горничная. Это старшая горничная предательница, это она написала письмо, это из-за нее плакала госпожа, это все…

…Янг.

Янг так легко и просто подставил и учителя, и мачеху. И улыбается теперь. Чистой и невинной ангельской улыбкой мальчика, которому идет белый бант на шее.

— Я не хотел быть один, — просто ответил Янг, — хотя ты можешь сдать меня, имеешь право. Это уже ничего не изменит, только испортит. И я все равно признаюсь… потом. Но… Твое решение.

— Вы же понимаете, юный господин…

— Определись уже. Янг, юный господин, вы, ты… Мы или только я? Беги, у тебя еще есть шанс все рассказать!..

Има замерла.

— Я… не могу.

— Значит, ты моя сообщница.

Янг осмотрел ее критически, хмыкнул.

— Идем. Посмотришь, как я умею.

И подмигнул.

И Име нечего было возразить.

И Има сделала все, что могла. Она пошла смотреть.

Чтобы Янг больше не был один.

Потому что демоны знают, в какую компанию он в следующий раз влезет с одиночества.

Оказавшись в цветущей степи, первым делом Янг придумал себе блюдечко с манговым пудингом.

Пудинг дрожал в блюдечке. Успокоительное.

Вкусное.

Ненастоящее.

Хоть так.

Осознанное сновидение ради пудинга. Да уж. Из пушки по воробьям.

Если повезет, хоть получится съесть его в одиночестве, споко...

— Что ты с собой сделал? — устало спросил Дуду.

Ещё мгновение назад его не было — и вот он, Дуду, сидит на плоском черном камне, невесть как появившемся среди бескрайней степи.

Салатовая рубашка в ядовитых листьях стрелолиста, зеленый фрак, расшитый длинноклювыми куликами, стрелки на болотного цвета брюках, об которые можно порезаться, ботинки, в которые можно смотреться... Янг заставил себя поднять голову. Поздно стыдиться.

У Чайду, как всегда, даже слишком смазливое для мужчины лицо, светлые волосы, небрежно заколотые гребешком в россыпи речного жемчуга.

Янг никак не мог посмотреть учителю в глаза.

Огромные.

Почти стрекозиные.

Нечеловеческие.

Здесь, во сне, все было нереальным. И одновременно — самым настоящим, каким только может быть.

— Матушка не придет? — Янг сосредоточился на серебристом колечке сережки в остром кончике уха учителя и попытался улыбнуться. — Она очень сер...