– А что те отроки, из десятки? – перебил его Борис
Семенович.
– Они все у нас на контроле, – твердо сказал Минцев. – Денис
Марьянович, Андрей Соколов, Шура Смирнов, Руслан Валиев… Но никаких
психологических феноменов за ними не замечено. Так что… «Начинаем
действовать без шума и пыли по вновь утвержденному плану!»
– Сначала этот план надо придумать… Лёлик! – ворчливо проговорил
Андропов, шелестя по-осеннему желтоватой бумагой. – Что смотрите?
Думайте!
Жора щелкнул толстой четырехцветной ручкой, и хищно склонился
над пустым листом, не запятнанным чернильными оттисками печатей.
Грифы секретности проступят потом…
Понедельник, 23 октября. Утро
Ленинград, улица 8-я Красноармейская
Закручивая броуновское движение школоты, переменка шумела и
гуляла. Короткая, но емкая, она разряжала накопленную за урок
бурлящую энергию.
Октябрятская мелкота носилась вокруг, своими тонкими визгами
сбивая и запруживая плавный ход мыслей, но я лишь снисходительно
улыбался. Ничто не могло испортить мне настроения – у меня все
дома! Этот смешной вывод частил в голове, наполняя покоем и
миром.
– Соколов! – Пышнотелым ледоколом рассекая малолетний хаос,
шествовала Яблочкова, ведя за собою боязливую Лапкину. Пардон,
Минцеву. Заметно округлившийся животик расшифровывал опасения
завсектором идеологической и воспитательной работы.
– Здравствуйте, Татьяна Анатольевна! – с чувством пропел я. –
Здравствуйте, Светлана Витальевна! Похорошели-то как!
– Поговори мне еще… – проворчала директриса для порядку. – Тебя
вот ищем!
– Нашли хоть? – заботливо поинтересовался я, не совладав с
демоном искушения.
Смех Чернобурки сбил неминучую агрессию Тыблока.
– Здравствуй, Андрей, – сказала завсектором, мило улыбаясь. –
Хочу тебя поздравить! Твой военно-патриотический почин отметили на
самом верху, и достойно его оценили… – Порывшись в сумочке, она
достала что-то вроде открытки, красной с золотом. – С двадцать
шестого по тридцатое октября в Москве будут праздновать 60-летие
ВЛКСМ, а это – твой пригласительный!
– Спаси-ибо… – я даже растерялся. – А занятия?
– Да уж нагонишь как-нибудь! – хмыкнула директриса. Свирепость
богини Кали в ее мощном голосе уступила зыбкому добродушию фрекен
Бок.
– Приложу все силы, Татьяна Анатольевна! – пылко заверил я.
Сложенная вдвое глянцевая картонка, спущенная с комсомольских
высот, меня реально обрадовала. Масса вопросов к Сундукову, к
Канторовичу, к Гельфанду роилась в голове, и далеко не каждый из
них можно было доверить телефону.