Здесь же всякие священники пользовались огромным уважением – в
том числе и потому, что во всякие заварушки не лезли, ну и мне
отсветы этого уважения обломились. И я вообще мог что угодно тут
вытворять, с определенными, конечно, ограничениями, и, скорее
всего, лишь до тех пор, пока весть о грядущей смерти папы до этого
забытого богом уголка планеты не доползет – но примерно год…
скорее, месяцев девять у меня в запасе есть. И нужно постараться за
это время выжать их Уругвая все, что только возможно.
Хотя что тут возможно-то? В Восточной провинции ничего полезного
нет, и даже во всей Банде Ориенталь… хотя в той части, которую
сейчас бразильцы отвоевали, есть уголек. Причем много уголька, но,
если мне память не изменяет, самого что ни на есть паршивого. Ну а
здесь – здесь вообще ничего нет. В смысле, еще нет. Когда-то, под
напором бабули, я изучал в том числе и историю Мексики, а так как
бабуля не была уверена, что сестра в этой Мексике осталась, то
заодно и историю всей Латинской Америки. По верхам, конечно, но
что-то в памяти осталось. И уже сейчас до меня стало доходить, что
и память у меня неважная была, и в учебниках очень много
опускалось. Например, с тем же хлопком: учебники (да и книжки
разные художественные) утверждали, что в Уругвае сосредоточена чуть
ли не треть латиноамериканского его производства – а оказалось, что
на двадцать восьмой год здесь всего два худосочных дона его начали
выращивать, причем совершенно без фанатизма.
Хотя, если бы я пораньше голову включил, то и сам бы до этого
допёр: вырастить в таком климате хлопок нетрудно – а девать-то его
куда? Пока в море не появятся настоящие пароходы, возить отсюда
любые грузы смысла просто не будет. Да и с пароходами: обычно их
углем топят, а в Южной Америке от Уругвая и на юг угля нет. То есть
имеется на самом юге Аргентины, но его и обнаружат-то лишь лет так
через сто, а сейчас земли, где его обнаружат, пока вообще считались
ничьими. То есть если у Бразилии прежнюю территорию отвоевать…
Впрочем, это дело уж точно не моё, я себе другое придумал. Совсем
другое.
Но пока до совсем другого было так же далеко, как до Китая в
известной позе, я думал над тем, чем же мне здесь-то заняться. При
условии, что ничего у меня нет. И у местной «элиты» тоже
практически ничего нет, даже денег: как мне рассказали, главный
борец за свободу Уругвая, главнокомандующий всеми тутошними
войсками, получал зарплату в размере половины песо в день – и жил,
по местным меркам, практически в роскоши! А в казне Монтевидео (в
городской казне) имелся финансовый запас в безумные полсотни тысяч
песо – и все «элитарии» считали, что этих денег хватит и на
обеспечение армии, и на всякие прочие благие дела. Так что шансов
залезть в казну с целью что-то приличное приобрести у меня не было:
некуда залезать-то! Но вот если эту казну пополнить…