Я прицелился и плавно нажал на
спусковой крючок магического ружья. Выстрел был почти беззвучным,
лишь легкий хлопок, словно лопнул воздушный пузырь. Магическая
пуля, мерцающая голубоватым светом, прошила ее руку чуть выше
запястья, выбив кинжал и оставив после себя дымящуюся рану.
Баронесса вскрикнула от боли, ее лицо исказилось от муки, и она
рухнула на землю, словно подкошенная трава.
— Не двигайтесь! — резко приказал я
Анзукру, переводя дуло ружья на него. — Одно неверное движение, и
вы следующий.
Анзукр, видевший эффективность моего
оружия и исход атаки Мел’Койлас, побледнел. Вся его напускная
бравада испарилась. Он медленно поднял руки. В его глазах читалась
горечь поражения. Он пришел сюда как победитель, уверенный в своем
превосходстве, а теперь стоял передо мной, словно запойный пьяница,
ограбленный до нитки в темном переулке.
Игра была окончена. Они
проиграли.
Земля задрожала под тяжелой
поступью. Из-за холма, словно из самых недр земли, выросла стена
щитов и блестящей стали. Легионеры Дага, выстроившись в безупречном
боевом порядке, шли как на параде. А в арьергарде, словно
неудержимая лавина, грохотала фаланга дварфов Борина. Их лица сияли
от гордости за свою работу. Обвал, который они устроили, был
настоящим шедевром горного дела.
«Ваня, твой выход!» — прошептала
Геката, когда моя армия остановилась в нескольких шагах от нас. —
«Время принимать поздравления и купаться в лучах славы».
Я выпрямился, расправил плечи и
сделал шаг вперед. Легионеры разомкнули ряды, образуя проход. По
нему шли Тиб и его люди. Их лица были бледны, но глаза горели огнем
облегчения и благодарности.
— Барон! — голос Тиба был хриплым,
прерывающимся от изнеможения. Он тяжело опустился передо мной на
одно колено, его доспехи были измяты и покрыты пылью и кровью, а
правая рука висела плетью, перевязанная грязным клочком ткани. — Вы
спасли нас!
В его глазах плескалась целая гамма
эмоций: неимоверное облегчение, глубокая благодарность, и какая-то
детская радость, словно он только что избежал неминуемой гибели в
последнюю секунду. Его лицо, измазанное сажей и грязью, было
бледным. Губы пересохли и потрескались, а на виске пульсировала
тонкая струйка крови. Он выглядел изможденным, но не сломленным. В
его взгляде все еще тлел огонек воинской чести и непоколебимой
верности.