– Справлялся? Если бы не ваши бабушки-дедушки, мы не смогли бы
совмещать учебу с воспитанием детей.
– Я же не о том, кто нам менял памперсы, – поморщился Дан. – У
нас полно фото и видео того периода: вы с нами играли, гуляли,
читали нам книги… возможно, наши бабушки и взяли на себя быт, но вы
оставались родителями, которые одновременно с этим продолжали
учиться, а ты еще и начал работать. Как? У меня разговоры с Мэри в
расписание едва влезают, Сонхи мне уже даже нижнее белье покупает,
я не могу представить, как бы я смог быть еще и отцом…
Папа тепло улыбнулся, но отвечать не спешил. Он словно пытался
подобрать слова, блуждая взглядом по обстановке квартиры. Дан молча
ждал.
– Я не знаю, как мы справлялись, – наконец ответил папа, –
Молодые, энергичные, верили в свою мечту, любили друг друга и своих
удивительно послушных и спокойных детей. Временами мало спали, и
нам все вокруг шли на уступки – знаешь, сколько раз твоей маме
переносили сдачу проектов? Я так понимаю, ты испугался того, что
время уходит и ты в погоне за своей мечтой теряешь семью?
Дан печально кивнул.
– У нас разные ситуации и разные условия, – продолжил папа. – И
я никогда не работал так много, как ты. Мы все беспокоимся о тебе и
твоей занятости, но я всегда говорил, что сейчас, пока ты молод, ты
можешь себе это позволить. Тебе девятнадцать, Дэнни. У тебя вся
жизнь впереди.
Дан вздохнул, а потом тихо спросил:
– Но что, если она впереди только у меня? Как можно предсказать
аварию?
– И что, провести всю жизнь, мучаясь страхом смерти? – задал
встречный вопрос папа. – Ты не можешь это контролировать.
– Но я могу контролировать, сколько времени я с теми, кого
люблю… теоретически могу. Но вместо этого мотаюсь из Сеула в
Нью-Йорк и вижу косметолога чаще, чем бабулю, с которой живу в
одном городе. Я испугался того, что могу потерять вас, потому что у
меня попросту нет на вас времени.
– Но исправить это все еще в твоих силах, если это так важно для
тебя, – напомнил папа.
Дан задумчиво кивнул:
– Да… но не сразу, что меня и огорчает.
У бабушки была большая палата, а на столике у дверей уже стояло
несколько букетов. Она сама казалась крошечной – как и практически
все в его семье, она осталась очень худенькой до самой старости.
Загорелая, веснушчатая, с широкой улыбкой – прошедшую операцию
выдавали только тени под глазами. Дан с папой поочередно ее обняли,
она же бодро рассказала, что Нари ее уже причесала, поэтому
единственное, что ее сейчас волнует – желание нормально помыться,
но врачи запретили.