Кто-то говорил, что их увезли в трудовой лагерь еще весной. Кто-то, что расстреляли рядом с Холмами. Он не мог знать точно, потому что с самого начала оккупации был в работряде, но верил, что сестер выселили из квартиры и увезли в вагонах для скота именно в лагерь. Про Холмы он подумал, что это было бы нерационально и просто, и больше к вопросу про них не возвращался. «Слухам не верят. Они могут быть все еще дома»,– так успокаивал себя Исаак раньше, а сейчас тяжелое чувство в груди спрашивало: «Так почему ты сразу не пошел домой?»
И ему приходилось переставать думать о судьбе сестер совсем, ибо он не хотел их зря хоронить.
Он очень боялся за двойняшку-Нору, ведь никто, кроме нее, не мог так наплевательски относиться к жизни и ждать конца войны. Это не оптимизм, а неприспособленность. Как будто того, что случилось с мамой, не хватило, чтобы до конца поверить в человеческую жестокость и перестать надеяться на благополучный исход.
Сара другая. Ей двадцать один год, профиль Марлен Дитрих. Она слишком любит себя, и сейчас это очень хорошо. Саркастический, незаурядный ум обязательно найдет применение ее красоте и таланту. Исаак надеялся, что именно самая старшая из оставшихся Розенфельдов спасет самого доброго среди них.
– А можно вынести этот дом к чертям отсюда?
Сумерки наступили на Кенцав неожиданно и тревожно. Прошел с топотом взвод, потом окрикнули кого-то. Улица порозовела, совершенно избавившись от прохожих. Наверху Вайсберги (которые, впрочем, являлись Вайсманами) крутили радио, создавая пародию на домашний уют и спокойствие. Но ни Исаак, ни Урсула не оценили его. Оба устали ругаться и сидели по разным углам комнаты, молча занимаясь каждый своим делом. Девушка, делая вид, что ей крайне неприятно, заканчивала вышивать звезду на новой повязке для Исаака, который сидел и читал, опершись спиной на стенку, а ногами на шкаф, в том месте, где раньше стоял кукольный домик. Он смотрел в книгу, ничего не понимая, и думая только, как поскорее унять противное чувство в груди и в боку.
– Слушай, Ворона, – любуясь почти законченной звездой, вдруг произнесла Урсула, – а что ты будешь делать, когда меня не будет дома? Если я уйду к подругам ночевать или, в конце концов, уеду учиться? Рассчитывай, что сможешь жить здесь лишь до осени. Дальше все.