Ол. Роман-полилог - страница 38

Шрифт
Интервал


Но догнав, она застала их целующимися.

Тихонько, чтобы не вспугнуть, женщина аккуратно положила букет на скамейку, и, улыбнувшись им, чему то довольная, пошла дальше по аллее.

Глава 13. Городские аксакалы46

– Эх, Смагул, ты не любишь сына. Ты не любишь Даира, – упрекала Айша, – погладь, обними. Ты словно старая печь – кряхтишь, да не греешь.

– Эх, Айша, – в мыслях отвечал он, – Сын – всего лишь часть твоего дела. Почему же люди любят детей больше, чем они их? Потому что ты творец и дети – твое произведение. И каждый вздох твоего создания отражается на всей твоей сущности.


«Разве могу я не любить его, мою кровиночку. Разве он не смысл всей моей жизни? Почему же ты несправедлива, Айша?

Да, я старая печь. Я не грею. Но внутри у меня огонь. И люблю его внутри. В своем внутреннем мире, где Даир – центр Вселенной.Ох, Айша. Любовь – это не всегда то, что снаружи.Да если бы ты увидела каплю того, что творится со мной, когда думаю о нем.Но мне трудно показать ему свою любовь.Не так я воспитан.Такая судьба, видимо, мучиться молчанием.Не учили меня говорить. А жизнь учила только молчать.Не видел я любви родителей, Айша.Потому что самих родителей не видел с тех времен, как их репрессировали

Как и меня, Айша.

Я высох от всего этого.Но сердце…

Оно не молчит. Оно не может стать камнем, когда есть сын. И старая печь, если в ней есть хоть толика огня, будет греть.»


Смагул шел по аллее, где они впервые встретились с Айшой после его реабилитации.

Словно это было вчера. А прошло почти полвека.

Полвека жизни.

Деревья – свидетели этой жизни.

Им не нужно торопиться.

А впрочем, как и ему. Одно из преимуществ старости – не нужно никуда спешить:


«Я признаю, Айша, что никогда не гладил сына. Но внутри. Я всегда радовался его успехам. Это тихая, безмолвная любовь. Ее не показывают. Ею просто живут.

Отец любит сына больше, чем он его. Все мы сыны своих дел. Все мы отцы своих желаний».


– Смагул, – окликнул его кто-то.

Смагул узнал знакомый начальственный голос бывшего парторга Мусабая.

Вальяжный, неприветливый, надутый Мусабай не умел беседовать, а по привычке втолковывал доведенные до автоматизма лозунги. Мнение собеседника он слушал редко.

– Вы не знаете. Вы ничего не знаете. Все что происходит, я говорил давно. Я предсказывал и год назад. И два. Все это река, которая каждый год течет по тому же руслу. Калкен, ты слышишь меня? – выбирал он жертвой тихого маленького старика в старомодной, темной шляпе, которую тот иногда снимал и долго разглаживал.